Читать «Шестая батарея» онлайн - страница 80

— Ладно, пошли…

Офицеры идут вверх по улице, где на пригорке стоит собор. Сначала оба молчат. Мешковский разглядывает майора. Так вот, значит, как выглядит этот офицер, о котором вчера рассказывал Романов.

Майор Баймагомет — небольшого роста, склонный к полноте брюнет. У него типичное лицо восточного человека: кожа желтовато-оливкового цвета, слегка вывернутые полные губы, сильно выдающиеся скулы. Носит очки с толстыми стеклами, сквозь которые и видны выпуклые, будто слезящиеся глаза близорукого человека. На щеках еще видны следы пудры после утреннего бритья, но вокруг рта уже пробивается синевой новая щетина.

Внешний вид офицера кажется Мешковскому экзотическим. Просто удивительно, как сочетается в нем то, о чем говорил вчера Романов: «Знаток поэзии, любитель французской литературы… Геолог и немного художник…»

Взвод идет быстрым шагом. Майор приказал дойти до луга на другой стороне городка за двадцать минут. Ребята должны поспешить. Больше всего от этого страдает Ожга, самый низкорослый курсант во взводе, который к тому же несет на себе большую деревянную треногу. Он все время вынужден догонять ушедших вперед товарищей.

Офицеры идут метрах в двадцати позади подразделения.

— Вы, кажется, прямо с фронта? — Майор говорит по-русски с заметным акцентом.

Мешковский утвердительно кивает. Майор как бы в шутку спрашивает:

— Не знаете, когда закончится война?

— Ждать осталось недолго…

Баймагомет становится серьезным и говорит тихо, будто разговаривает сам с собой:

— Эх… скорее бы уж. Нас ждет столько работы…

И ни с того ни с сего начинает рассказывать Мешковскому о своей довоенной жизни. Говорит красиво, используя иногда образные выражения, подбирая литературные обороты.

До войны он был участником научных экспедиций, исследовавших геологическое строение Средней Азии. И был, по-видимому, настолько увлечен своей работой, что одно лишь воспоминание о ней вызывает на его оливковых щеках румянец. Рассказывает о природных богатствах, открытых их экспедициями, о предстоящей борьбе за превращение неплодородных песков в вечно цветущие сады. Вспоминает и об археологической экспедиции, к которой был также причастен.

— Понимаете, ту пустыню когда-то называли «садом Азии». И по сей день в ней еще много следов прошлого, памятников старины. Огромным музеем древних культур является сказочный Хорезм… Там процветали наука и искусство, возводились великолепные архитектурные сооружения. А затем все это погребли пески… Скорей бы уж заканчивалась война! Посмотрим, кто сильнее — пустыня или советские люди. Снова должен расцвести «сад Азии»…

В его голосе звучит убежденность, вера в успех в достижении этой цели. Затем бросает взгляд на Мешковского и спрашивает:

— Не верите?

— Почему же не верю? — удивляется Мешковский.

На просветлевшем лице майора, покрытом сеточкой мелких морщин, появляется улыбка.

— Сейчас объясню, почему я спросил об этом. Так вот, живу я у одного железнодорожного служащего. Человек вроде бы с положением, инженер. Ну и вечные у меня с ним приключаются истории. Как только начну рассказывать, он слушает с таким выражением лица, словно хочет сказать: «Все это пропаганда, и больше ничего». Но самое смешное произошло в самом начале нашего знакомства. Он и его жена глядели на меня как на какого-то людоеда. Как-то инженер спрашивает: «Вы, пан майор, не русский?» Отвечаю: «Нет, я казах…» «Ах, казак», — говорит инженер. Начинаю объяснять ему разницу между казаком и казахом. Когда объяснил, его жена спрашивает: «Вы, наверное, из какой-нибудь княжеской семьи?» Я удивился: «Почему вы так решили?» А она, подбирая слова поделикатнее, чтобы меня не обидеть, отвечает: «Ведь народ-то ваш нецивилизованный, а вы вот — образованный человек». Я на это: «Наоборот, наш народ цивилизованный, а я сын пастуха».