Читать «Шестая батарея» онлайн - страница 33

«Идут на обед», — догадался Мешковский и тут вспомнил, что с утра ничего не ел, почувствовал голод. Вначале решил было пообедать в училище, но потом передумал. В вещмешке оставалось еще немного провизии, которой щедро снабдил на прощание старшина его батареи.

Не успел он вытащить из вещмешка банку консервов, хлеб и кусок колбасы, как в дверь постучали и в комнату вошла Беата.

— О! Вы, я вижу, собираетесь устроить пир, — рассмеялась она, увидев разложенные на столе продукты.

Смущенный Мешковский не нашелся что ответить, а Беата продолжала:

— Спрячьте все это. Приглашаю вас пообедать с нами. Заодно познакомлю с моей теткой.

Она взяла офицера под руку и повела в столовую. За столом, накрытым на три персоны, сидела старая худая женщина.

— Тетушка, разрешите представить вам моего нового квартиранта подпоручника Мешковского. Наш человек… — Последние слова она произнесла с особым выражением.

Мешковского усадили напротив костлявой старухи с серыми строгими глазами и ссохшейся, пергаментной кожей лица и рук. Она почти все время молчала, сохраняя на лице неприятное, надменное выражение.

Беата была полной противоположностью тетки, и Мешковский с удовольствием смотрел на нее. Ему нравились ее отменный аппетит и тонкий юмор.

К концу обеда разговор вдруг перешел на неприятную тему. Беата бросила не имеющую прямого отношения к их беседе реплику:

— Они отняли у тети все.

— Кто? — не понял Мешковский.

— Как это кто? Красные! — раздраженно ответила Беата. — У тети было имение неподалеку отсюда. Когда пришли большевики, хамье сразу же подняло голову…

— А, ну да… — растерялся офицер. Дальше он уже почти не слушал ее, думая лишь о том, как бы поскорее закончить этот разговор.

— Представьте себе, они стали такими наглыми и агрессивными, что бедная тетушка вынуждена была бежать ночью из своего имения. И во всей деревне нашлись только двое, кто помог ей спасти хотя бы часть вещей.

Мешковский посмотрел на тетю. Ее ястребиный профиль, подкрашенные губы и мумиеобразный вид вызывали у него отвращение. Вместо того чтобы прикинуться сочувствующим, он с упрямым удовлетворением думал про себя: «Значит, крестьяне сами избавились от этого живого трупа…» И с трудом погасил появившуюся при этой мысли улыбку. А Беата продолжала разглагольствовать:

— Все, что теперь происходит, — хорошо, даже очень хорошо. Чем хуже для них, тем лучше для нас…

Мешковскому стало не по себе. Он беспокойно заерзал и хотел возразить, но Беата воинственно закончила свою речь:

— Еще до войны я считала, что мы зря либеральничаем. Нужны были другие методы, более энергичные. Нам нельзя было соглашаться даже на малейшую видимость демократии. А теперь приходится расплачиваться за это.

Мешковский не помнил ни «либеральничания», ни «видимости демократии». Тема была весьма щекотливой. И он не имел никакого желания вступать в политическую дискуссию. Беата нравилась ему, спорить с ней не хотелось, как и высказывать ей все, что думает по этому поводу. В результате он оказался в глупом положении. Молчал, пытаясь изображать сочувствие, что, впрочем, ему никак не удавалось, и ждал подходящего момента, чтобы сменить тему разговора. Добившись этого, облегченно вздохнул.