Читать «Берег Стикса» онлайн - страница 17

Это стоило чего угодно — даже еды. Денег у Милки почти не было, и питалась она урывками, но голодной себя не чувствовала. Прикосновения к картине давали такой покой, душевный и телесный, что холодных варёных макарон или куска засохшей булки хватало для совершенно нормальной жизни.

Отец помешал ей только один раз. Последний.

Он был совершенно пьян, когда начал в очередной раз ломиться к ней в дверь. Обычно Милка, поглощённая мысленным диалогом с возлюбленным, не обращала внимания на шум — но в этот раз слабая задвижка на дверях не выдержала и сломалась.

Отец влетел в Милкину комнату, распространяя отвратительный запах перегара, мочи, затхлых тряпок, матерясь — и попытался схватить картину руками. Милка пришла в дикую ярость. Прежде, чем мысль оформилась, она схватила сломанный утюг, стоявший на полу рядом со столом, и изо всех сил ударила отца по голове.

Отец икнул и рухнул на пол. Его ноги несколько раз дёрнулись и замерли. Милка почувствовала, как тепло разливается по её телу нежной волной. Ей не было страшно. Великий покой сошёл на её душу.

Перед тем, как вызвать «скорую», Милка тщательно спрятала картину. При мысли, что её могут увидеть посторонние, она испытывала что-то вроде ревности. Но присутствие поблизости Принца, даже невидимого, внушало ей такое неземное спокойствие, что её голос ни разу не дрогнул, когда она излагала свою версию событий приехавшему врачу.

И в том, что окончательно опустившийся алкоголик может упасть и расшибиться насмерть, никто традиционно не усомнился. Труп забрали и увезли. Милка повсхлипывала в телефонную трубку, прося у тётки, отцовой сестры, денег на похороны. На похоронах она тоже чуть-чуть поплакала. Больше потому, что нельзя было взять Принца с собой на кладбище, а дома оставлять было страшно.

Зато после похорон, когда страшная квартира осталась в полном Милкином распоряжении, никто уже больше не мешал ей проводить в обществе Принца целые дни подряд. Впрочем, день всё больше путался с ночью — остались только короткие промежутки боли и тошноты, когда приходилось выходить из квартиры, мыть лестницы и прочищать мусоросборник. Всё остальное время было посвящено Принцу безраздельно.

Он стал Милкиным наркотиком, куда более тяжёлым, чем алкоголь и даже героин.

Абсолютным.

Первые проблески сознания для Романа были как ледяной кошмар. Ещё не открыв глаз, он ощущал дикий пронизывающий холод, такой, будто его поливали ледяной водой на морозе, холод до острой боли, до судорог, до смертной тоски. Постепенно Роман понял, что лежит на тротуаре в грязи из воды и остатков мокрого снега, попытался встать, но скованные холодом мышцы не желали слушаться, всё тело болело пронзительной болью, как онемевшее от мороза — в тепле, конечности тряслись и лязгали зубы.

«Как бы то ни было, — думал Роман, трясясь, корчась от холода и продолжая отчаянные бесплодные попытки встать, — я жив. Похоже, всё обошлось. Жаль».