Читать «Праздник бессмертия» онлайн - страница 4

III

В два часа Фриде был в общественной столовой, которую посещал ежедневно только потому, что здесь встречайся с членами своего многочисленного потомства, большинства которых он даже и не знал. Он имел около пятидесяти человек детей, две тысячи внуков и несколько десятков тысяч правнуков и праправнуков. Потомством его, рассеянным в разных странах и даже в разных мирах, можно было бы заселить значительный город в древности. Фриде не питал к внукам и детям никаких родственных чувств, какие были присущи людям прошлого. Потомство было слишком многочисленно для того, чтобы сердце Фриде вместило в себя любовь к каждому из членов его семьи. И он любил всех той отвлеченной благородной любовью, которая напоминала любовь к человечеству вообще. В столовой ему были оказаны знаки публичного почтения и представлен совсем еще молодой человек, лет двухсот пятидесяти, — его правнук Марго, сделавший большие успехи в астрономии. Марго только что возвратился из двадцатипятилетней отлучки; он был в экспедиции на планете Марс и теперь с увлечением рассказывал о путешествии. Жители Марса — мегалантропы — быстро восприняли все культурные завоевания Земли. Они хотели бы посетить своих учителей на Земле — но их громадный рост препятствует им осуществить это желание, и теперь они заняты вопросом о постройке больших воздушных кораблей. Фриде рассеянно слушал рассказ о флоре и фауне Марса, о каналах его, о циклопических постройках марсиан… И все, о чем с таким пылом говорил Марго, нисколько не трогало его. Триста лет тому назад он один из первых совершил полет на Марс и прожил тем около семи лет… Потом он совершил еще раза два-три коротенькие прогулки туда же. Каждый уголок поверхности Марса знаком ему не хуже, чем на Земле. Чтобы не оскорблять все же правнука невниманием, он спросил: — Скажите, юный коллега, не встречали ли вы на Марсе моего старого приятеля Левиоиаха, и как он поживает? — Как же, встречал, наш уважаемый патриарх, — с живостью ответил Марго. Левионах занят теперь сооружением грандиозной башни, величиною с Эльбрус. — Так я и знал, так и знал, — загадочно улыбаясь, проговорил Фриде. — Я предсказывал, что в известном возрасте всех марсиан охватит страсть к большим сооружениям. Однако, юный коллега, до свидания… Мне надо спешить по одному важному деду. Желаю вам успеха.

IV

Маргарита Анч, цветущая женщина лет семисот пятидесяти, последняя жена Фриде, связью с которой он начиная уже тяготиться, была президентшей кружка любителей философии. Еще за несколько верст до ее виллы Фриде фонограммой дал знать о своем приближении, Фриде и Анч жили отдельно, чтобы не стеснять самостоятельности друг друга. Анч встретила мужа в алькове тайн и чудес — изумительном павильоне, где все было залито мягким ультрахромолитовым цветом, восьмым в спектре, которого не знали древние люди с их неразвитым чувством зрения — подобно тому, как еще раньше дикари не знали зеленого цвета. Красивый шелковый туникон, — до колен, чтобы не стеснять движений, свободно и легко облегал ее стройные формы. Распущенные черные волосы волнистыми прядями упадали на спину. И ароматом тонких и нежных духов веяло от нее. — Очень рада видеть тебя, милый Фриде, — сказала она, целуя мужа в большой и выпуклый, точно изваянный из мрамора лоб. — Ты мне нужен для одного важного дела… — Я это предчувствовал, когда ты в последний раз говорила со мной по телефоноскопу, — ответил Фриде. — Признаюсь, меня немного удивил тогда твой таинственный вид… Ну, в чем же дело? Почему такая экстренность? — Я хотела так, мой милый, — с кокетливой улыбкой сказала Анч. — Может быть, это каприз, но… иногда приходят желания, от которых трудно отказаться… Кстати, где мы встречаем сегодня ночью Праздник бессмертия? И сегодня же, если ты помнишь, исполняется ровно восемьдесят три года со времени заключения между нами брачного союза… «Однако…» — подумал про себя Фриде и с неохотой ответил: — Не знаю!.. Я еще не думал об этом. — Но, конечно, мы встречаем его вместе? — с легкой тревогой спросила Анч. — Ну, разумеется, — ответил Фриде. И от того, что неприятное чувство разливалось внутри его, он поспешил заговорить о другом: — В чем же твое важное дело? — Сейчас сообщу, мой милый… Я хотела приготовить к новому тысячелетию сюрприз. Идея, с которой ты познакомишься, вот уже несколько десятков лет занимает меня и, наконец, только теперь вылилась в окончательную форму. — Гм-м… Что-нибудь из области иррационального прагматизма? — пошутил Фриде. — О, нет! — с грациозной улыбкой ответила Анч. — В таком случае, что-нибудь из области политики? — продолжал Фриде. Вы, женщины, в этом отношении всегда хотите идти впереди мужчин… Анч засмеялась. — Ты великолепный угадчик, милый. Да, я приступаю к организации общества для совершения гражданского переворота на Земле, и мне нужна твоя помощь… Ты должен быть союзником в распространении моих идей. Тебе — при твоем влиянии и связях в обществе — это очень легко сделать. — Все будет зависеть от характера твоих замыслов, — подумав, возразил Фриде. — Наперед я ничего не могу тебе обещать. Анч слегка нахмурила тонко очерченные брови и продолжала: — Идея моя заключается в том, чтобы уничтожить последние законодательные цепи, которыми люди еще связывают себя на Земле. Пусть каждый человек в отдельности осуществляет то, что в древности называлось государством, является автономным… Никто не смеет накладывать на него каких-либо уз. Центральной же власти должна принадлежать только организация хозяйства… — Но ведь по существу так в действительности и есть? — возразил Фриде. Скажи, чем и когда стесняется воля граждан? Анч вспыхнула и горячо заговорила: — А закон об ограничении деторождения женщин тридцатью членами семьи? Разве это не ограничение? Разве это не дикое насилие над личностью женщины?.. Правда, вы, мужчины, не чувствуете на себе гнета этого закона. — Но ведь этот закон вытекает из экономической необходимости?.. — Тогда надо предоставить решение его не случайностям природы, а мудрому вмешательству сознания… Почему я должна отказаться от тридцать пятого сына, сорокового и так далее — и оставить на Земле тридцатого? Ведь мой сороковой сын может оказаться гением, тогда как тридцатый — жалкой посредственностью?.. Пусть на Земле остаются только сильные и выдающиеся, а слабые уходят с нее. Земля должна быть собранием гениев… Фриде холодно заметил: — Все это неосуществимые фантазии, которые к тому же не новы — были высказаны полтораста лет тому назад биологом Мадленом… Нельзя ломать порядки, которые являются наиболее мудрыми… Между прочим, должен сказать тебе, что женщины древней эпохи так не рассуждали. У них было то, что называется материнским состраданием: слабых и уродливых детей они любили более, чем сильных и красивых… Нет, я отказываюсь быть твоим союзником… Мало того, в качестве члена правительства, представителя «Совета Ста», я накладываю свое veto на твои действия… — Но ты — как гений — не должен бояться переворотов!.. — Да… Но как гений я предвижу весь тот ужас, который произойдет на Земле, когда вопрос о расселении будет решаться свободной волей граждан. Начнется такая борьба за обладание Землей, от которой погибнет человечество… Правда, человечество неминуемо погибнет и по другим причинам, замкнется в безвыходном круге однообразия, — закончил Фриде, как бы рассуждая сам с собою, — но зачем искусственно приближать роковой момент?.. Анч молчала. Она никак не ожидала отказа. Потом, холодно повернувшись строгим классическим профилем к Фриде, сказала с обидой: — Делай, как знаешь!.. Вообще я замечаю, что в последнее время как будто чего-то недостает в наших отношениях… Не знаю, может быть, ты тяготишься ими… — Может быть, — сухо ответил Фриде. — Надо наперед свыкнуться с мыслью, что любовь на Земле не вечна… В течение моей жизни — ты восемнадцатая женщина, с которой я заключил брачный союз, — и девяносто вторая, которую я любил… — Ну, конечно!.. — сказала Анч, гневно закусила губки, и розовые пятна выступили на нежно-золотистой коже ее лица. — Но вы, мужья, почему-то требуете, чтоб женщина оставалась верна вам до конца, и почему-то только себе присваиваете право изменять ей первыми… Фриде пожал плечами: — Право сильнейшего, на котором ты только что строила свою теорию… Анч от возмущения вся задрожала, но искусно овладела собой и с гордым спокойствием заметила: — Итак, мы расстанемся… Ну, что же?.. Желаю вам успеха в вашей будущей жизни. — От души желаю и вам того же! — стараясь не замечать яда ее слов, ответил Фриде. Единственное чувство, которое он испытывал, было чувство тягостного томления… Тридцать один раз при объяснениях с женщинами пришлось ему слышать эти слова, с одним и тем же выражением в лице, голосе и глазах… «Как все это старо!.. И как надоело!..» — думал ом, усаживаясь в изящный, похожий на игрушку, аэроплан…