Читать «Високосный год: Повести» онлайн - страница 179
Евгений Фёдорович Богданов
— Вот и дом Девятова, — сказал Штихель и, наклонясь, нырнул в низенькую калитку. — Берегите лоб! — предупредил он.
11
В доме старого учителя было много цветов. Все подоконники занимали кактусы, маргаритки, ноготки, розы и еще какие-то, названия которых Галя не знала. С сочными листьями, с распустившимися диковинными соцветиями — чашечками, бутонами, шапками, подчас мелкие и белые, как тысячелистник. Они были расставлены всюду на самодельных подставках, висели по стенам в пластиковых кашпо.
— А в саду у него маленькая оранжерея с печкой и трубами, — сказал Штихель, когда Девятов вышел хлопотать на кухню. — Воду он подает из колодца ручным насосом. Около ста видов растений. Девятов переписывается со многими цветоводами, достает у них семена. И когда в Петровке какое-нибудь торжество в клубе, свадьба или даже похороны, за цветами идут к нему.
Василий Дмитриевич Девятов вернулся из кухоньки, бережно неся небольшой никелированный самовар, кокетливо украшенный узорным литьем. Самовар утвердился в центре стола на блестящем подносе и стал деликатно попискивать, пуская тоненькие струйки пара.
Хозяин накрывал стол. Движения его были скупы и точны. Он священнодействовал, переставляя с места на место розетки, вазы, тарелки, словно подбирал букет цветов. Он старался найти для каждого предмета единственное, наиболее подходящее место на столе. Как только он налил всем чаю, самовар удовлетворенно пискнул в последний раз и умолк, словно живое, понятливое существо… Василий Дмитриевич подвинул Гале вазу с вареньем.
— Отведайте, сам варил, — ставя варенье и перед Штихелем, сказал он. Тот скользнул взглядом по графину с вином и положил варенья.
— А вот наливка смородиновая, — Василий Дмитриевич взял графин, и Штихель под столом удовлетворенно потер руки.
Наливка была сладка и тоже смахивала на варенье.
За чаем повели разговор о Чехове, о том, что он был истинным другом сельских педагогов.
— Вы помните, он сказал: «Если бы вы знали, как необходим русской деревне хороший, умный, образованный учитель!» Общеизвестно, — продолжал Девятов. — До революции педагоги влачили неописуемо жалкое существование. Теперь другое дело — нас десятки, нет, сотни тысяч! Мы окончили институты, университеты. Нам не надо бояться, что мы потеряем место, что явится с обыском исправник: нет ли запрещенных книг Маркса, Чернышевского, Герцена, что дети не придут в школу из-за отсутствия обуви, одежды. Все — в прошлом. У нас великолепные школы, замечательные дети. Если бы в наши школы мог заглянуть Антон Павлович, как бы он был поражен! И все же, если говорить начистоту, бытие сельского учителя не лишено теневых сторон.
