Читать «Сципион Африканский. Победитель Ганнибала» онлайн - страница 78

Энтузиазм народа был так велик, что он мог получить титул гораздо более весомый, чем любое прозвище, сколь угодно почетное. Мы знаем из речи Тиберия Гракха в самый черный час карьеры Сципиона, что народ требовал сделать его пожизненным консулом и диктатором, и Сципион сурово упрекал народ за стремление наделить его, если не по имени, то по сути, царской властью. Аутентичность факта подтверждается тем, что Гракх тогда упрекал его в презрении к власти трибунов. Из его речи мы узнаем также, что Сципион «воспрепятствовал тому, чтобы его статуи были воздвигнуты в комициях, на рострах, в здании сената, в Капитолии, в капелле храма Юпитера, и помешал провести декрет, по которому его образ, в одеянии триумфатора, выносился бы в процессии из храма Юпитера… Такие частности, которые признает даже враг, упрекающий его… показывают необычное величие духа, ограничивающего почести своим положением как гражданина» (Ливий).

Найдется ли во всей истории еще один человек, который оттолкнул бы такой грандиозный приз, когда он был не просто в пределах досягаемости, когда его навязывали ему? Пример Цинцинната, вернувшегося на свою ферму после выполнения своей диктаторской миссии, бессмертен, однако Сципион не просто повторил, но затмил его. Для кого искушение было сильнее — для одного из племенных вождей, подчинившегося традициям примитивного государства, или для высококультурного и честолюбивого светского человека, получавшего царскую власть над высокоцивилизованной державой? Сравните действия Сципиона со зрелищем Цезаря, неохотно отвергающего, под стенания толпы, царскую диадему, предлагаемую своими сторонниками по предварительному сговору. В оценке великих мировых деятелей, не считая чисто религиозных, мы склонны основывать наши оценки, главным образом, на конкретных достижениях и величии ума, пренебрегая моральными ценностями и нарушая тот баланс между тремя сферами, который так важен для политики в условиях мира или войны. Даже проверка достижений опирается на количественные, а не на качественные оценки. Факт, что Цезаря знают все, а Сципион в глазах среднего образованного человека — это немногим более, чем просто имя, курьезным образом отражает наши исторические стандарты, ибо один положил начало мировому господству римской цивилизации, а другой вымостил ей дорогу к упадку.

Сколь ни экстраординарным кажется благородство духа, приведшее Сципиона к такому самопожертвованию, оно кажется еще выше ввиду его возраста. Можно понять человека, который на закате жизни достиг философского взгляда на честолюбивые цели и презрел, исходя из опыта, их обманный блеск. Но человек, который в тридцать пять лет достиг гималайских вершин успеха и славы и сделал то же самое, есть чудо человеческой природы. Неудивительно, что его соотечественники постепенно перешли от обожания к мелочным придиркам; неудивительно, что историки забыли его, ибо такая возвышенность духа находится за пределами понимания рядовых людей — а обычные люди ненавидят то, чего не могут понять.