Читать «История одного предателя» онлайн - страница 59

Члены этой последней вскоре после убийства Плеве собрались в Женеве. Подводили итоги, принимали дань преклонения за сделанное, готовились к дальнейшему. Здесь впервые им стало в подробностях известно о трениях в Центральном Комитете, - о желании некоторых членов последнего подчинить Боевую Организацию своему непосредственному и более строгому контролю, об оттенке критического отношения к ее личному составу, в особенности, к ее руководителю. Во многом теперь это была уже только история, - но история, которая сильно подействовала на настроение "боевиков". У них появились элементы раздражения против Центрального Комитета, - против тех, кто, участвуя сам только в "мирной" работе партии, осмеливается критически относиться к ним, на каждом шагу рискующим своею жизнью. Азеф умело использовал благоприятную для него обстановку. Он передавал об отдельных, случайно сорвавшихся замечаниях, о неодобрительных отзывах отдельных лиц, - не останавливаясь и перед прямым вымыслом, - и тем усиливал, разжигал недовольство. Действовал он очень осторожно. Формально все время как бы стремился смягчить обстановку, уговаривал не придавать большого значения отдельным словам отдельных лиц, - но на деле, конечно, своими рассказами постоянно подливал масло в огонь. Своей цели он достиг. Чтобы пересечь самую возможность попыток контроля со стороны Центрального Комитета, Боевая Организация выработала свой устав, который делал ее совершенно независимой от партийных центров. Формально во главе Организации был поставлен особый комитет из трех человек: Азеф, Савинков и Швейцер. Но фактически решающая роль была предоставлена "члену-распорядителю", каковым был выбран Азеф. В его же распоряжении находилась и касса Боевой Организации, в которую теперь поступали многочисленные специальные пожертвования, по свидетельству Савинкова (это вообще единственное, что мы знаем о размерах этой кассы), исчислявшиеся многими десятками тысяч. Права контроля над этой кассой Центральный Комитет не имел; комитет Боевой Организации, обладавший этим правом, никогда о реализации его не подумал. Азеф распоряжался ею так, как он хотел. А Департамент в это время все еще держал его на "жалких" 500 рублях месячного жалованья и при этом задерживал выдачу денег, причитавшихся Азефу в возмещение расходов по поездкам, произведенным по "служебным делам"!

Это укрепление положения Азефа в Боевой Организации влекло за собою укрепление его положения в Центральном Комитете. В последний он вошел еще в 1903 г., - в качестве преемника Гершуни. Но положение его там было далеко не прочно. Если были люди, сомневавшиеся в его пригодности для руководства Боевой Организацией, то еще большие сомнения существовали по вопросу об его пригодности для поста одного из членов руководящего общеполитического коллектива партии. Азеф не скрывал своего пренебрежительного отношения к вопросам теории и программы. Он подчеркнуто гордился тем, что не принадлежит к числу "теоретиков" и третировал разговоры на эти темы, как "пустую болтовню". К социализму он относился, по меньшей мере, скептически, - и не делал из этого секрета. "Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее", свидетельствует о нем Чернов. В беседе с Пешехоновым он высказывался еще откровеннее: "неужели вы верите в социализм? - удивленно спрашивал он. - Это нужно, конечно, для молодежи, для рабочих, но не для нас же с вами ..." И не только по вопросам программы он держался взглядов, столь мало согласуемых с программой той партии, в Центральный Комитет которой он входил. "В массы и в массовое движение, - пишет о нем Чернов, - как непосредственную революционную силу, он совершенно не верил; единственно реальной он признавал в данный момент борьбу за политическую свободу, а единственным действенным средством, которым располагает революция, - террор. Казалось иногда, что к работе пропаганды, агитации, организации масс он относится пренебрежительно, как к культурничеству, и "революцией" признает лишь борьбу с оружием в руках, ведомую немногочисленными кадрами конспиративной организации".