Читать «Семидесятые (Записки максималиста)» онлайн - страница 28

9 июля

Вестибюль Центрального дома литераторов. Много некрологов. За несколько дней умерли Геннадий Фиш, Константин Лапин и Линьков. Костя Лапин (51 год) высокий, красивый и добрый человек, бросился с Крымского моста в воду. Причиной самоубийства называют семейные трудности и неприятности (приемная дочь родила двух детей без мужа и забеременела в третий раз). Другой бы выгнал шлюху на улицу, а добряк Костя тянул, тянул, вот и надорвался. Но как бы ни плохи были дела в семье, главная беда была в том, что он просто не мог прокормить семью, как не может прокормить ее сегодня большинство честных и талантливых литераторов.

Начал большой очерк об академике-селекционере А. Мазлумове — "Сладкое и горькое". Хочу выбросить из души, из ума всякого внутреннего редактора. Надо преодолеть страх перед тем, что скажет редактор и что скажет герой. Это очень трудно, но без этого очерк превращается в мусор. Надо тренировать себя в преодолении страха.

10 июля

Мой двоюродный брат — житель Свердловска, искусствовед (так и хочется добавить по известному анекдоту — "в штатском").

— Ты ведешь дневник? Но ведь это опасно…

Его мечта (неосуществленная) быть доктором технических наук, копаться со своими «железками» и ни к чему «этому» не быть причастным. Голубая мечта так называемого порядочного мещанина. Увы, тоже неосуществимая. «Это» лезет отовсюду, оно — везде.

14 июля

Очень скверное настроение. Чувство, близкое к состоянию человека, которого душат. Перебрал бумаги в столе: отказы, отказы. Последнее полугодие — время полного застоя в моих литературных делах. Ничто не печатается, не разрешается. В кино, в трех газетах; в издательстве, в нескольких журналах лежат без движения мои сочинения, заявки. Последнее прибежище — Детиздат. Переиздание однотомника в будущем году кажется на этом фоне почти фантастическим. Балансирую на пределе возможностей, то одалживаю, то отдаю и снова одалживаю.

15 июля

Письмо из Рамони от фитопатолога Ираиды Васильевны Поповой (52 г.). И. В. показалась мне наиболее интеллигентной среди Рамоньского народа. Любит музыку, литературу. Общительна, полна доброжелательства.

Мы долго с ней беседовали и «споткнулись» на том, что английский ученый прислал ей письмо с просьбой прислать оттиск ее работы, а она не ответила ему, боясь "сношений с иностранцами". Я сказал ей все, что она заслужила. И вот ее встречная аргументация, занявшая половину письма. Привожу дословно:

"Не знаю, удастся ли мне преодолеть в себе это "духовное рабство", как Вам было угодно выразиться, но система (подчеркнуто Поповой — М. П.) моя прочная и надежная: служить интересам отечественной науки и, если мои действия могут хотя бы на йоту препятствовать этому, то я не могу называться советским ученым… Моя переписка с учеными социалистического лагеря носит свободный, дружеский характер и обходится без цензоров. В трудах же, которые должны отправляться в капиталистические страны, многое может быть прочитано между строк и неправильно истолковано. Нам известно много фактов из практики встреч с такими представителями, которые основной целью визитов считают отыскание негативных сторон, а потом афишируют в худшем свете все то, что видели, и тех, кто радушно и гостеприимно встречал их. Так было с французской делегацией 1956 г., с американской в 1964 г. и т. д. Поэтому здесь речь идет не о единицах, а о коллективе ученых и их престиже в целом. У меня на этот счет, как теперь модно говорить, логика железная, и, конечно, здесь менторство вряд ли поможет…"