Читать «Немезида: От полуночи до часа кошмаров» онлайн - страница 179

Вольфганг Хольбайн

Но на самом деле я не почувствовал себя лучше, когда мы общими силами — при не такой эффективной, как было задумано, поддержке Элен и Юдифи — подняли тело бодибилдера весом минимум двести фунтов. Я почувствовал себя отвратительно, хотя и по-другому. Хотя я очень старался смотреть куда угодно, только не на покойника, которого мы переносили, сопровождаемые постоянными командами Элен, профессионально обоснованными указаниями, как какой-то предмет мебели, громоздкий, неуклюжий, который и взять-то не за что, но при этом очень чувствительный, требующий внимания и бережного обращения, я чувствовал себя скорее мародером, чем могильщиком. Мне самому это не нравилось, так как я ничего такого не делал, что не сделал бы любой другой на моем месте. И, тем не менее, у меня была какая-то страшно нечистая совесть, когда мы, задыхаясь и сопя, старались унести тело Стефана как можно дальше от кухни, выхода и прохода между ними.

Мы оставили кинжал торчать в ране и положили труп на левый бок на пол. Элен не пришлось нам на это указывать, мы и сами понимали, что нужно оставить как можно больше следов для полиции, так что вполне было возможно, что преступник был настолько глуп, что оставил свои отпечатки пальцев на кинжале. Хотя, если бы по какой-то причине нужно было бы вынуть этот нацистский реликт, никто бы из нас на это не осмелился. Кому бы захотелось оставить собственные отпечатки пальцев на орудии преступления? И каждому из нас хотелось побыстрее бежать отсюда, обратно на кухню, еще лучше из этого здания, а в идеале — поскорее домой. Приказной тон Элен не помешал бы никому сделать что-то не так, потому что никому из нас не было никакого дела до этой ерунды. Но он помогал ей чувствовать себя лидером, направлять и контролировать все происходящее. После ее срыва всего менее двадцати минут назад я бы был последним, кто мог бы попытаться ее отговорить от этой ее иллюзии, напротив: если это обязательно нужно было для того, чтобы поддержать ее заносчивость, которая защищала ее фасад от посторонних взглядов, я готов был, как собака, лаять и носить поноски. Если я вообще хотел бы ей что-то сказать, я бы сделал это лишь после того, как весь этот кошмар закончился. По-моему, если то безумие, которое светилось в ее глазах — недолго, но весьма впечатляюще, — овладеет ею полностью, ей следовало бы самой в качестве пациента обратиться в клинику, в которой она работала, в то отделение, где профессионалы помогут ей узнать о существовании ее собственной психики. Элен из всех нас, пожалуй, обладала самым неустойчивым характером, потому что она сама не знала своего настоящего, подлинного существа. Она знала лишь преуспевающего врача, носившего ее имя, которая делала, думала или даже чувствовала лишь то, что она сама от себя ожидала. Элен играла саму себя, и это делало ее опасной. В какой-то момент я, испытывая прилив гордости за мой внезапно открывшийся психологический талант (хотя я до сих пор был большим критиком любителей психологии и психотерапевтов), спросил себя, а не могло ли случиться так, что Элен уже однажды потеряла самообладание, только вот мы этого не заметили. А что, если это именно она по какой-то причине напала на Стефана, а потом не только по слабости своей психики, но и из-за мучившей ее совести отчаялась и сошла с ума?