Читать «Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм» онлайн - страница 72

Иван Терентьевич Стариков

— Коли обещала, так не откажусь от своего слова. Хоть ты из нее мало чего возьмешь…

Она полезла в большой деревянный сундук, вытащила оттуда жестяную коробку из-под чая, а из нее — клочок пожелтевшей бумаги. Осторожно развернув, Оленич увидел несколько коряво написанных строк — бледных и полуразмытых. Наверное, сотни раз Евдокия разворачивала, читала-перечитывала, гладила-разглаживала пальцами, слезами поливала последний лоскут из общей с Иваном жизни. Написано было следующее:

«Передать командованию Красной Армии. Предназначено полковнику Стожару. Докладываю с горечью, что задание не мог выполнить: попали в засаду. В партизанском отряде был предатель. Отряд разгромлен. Наша группа погибла — радист и подрывник убиты, я умираю от ран. Когда мы отстреливались, то я слышал не только немецкую, но и нашу речь. Мне показалось, что засадой руководил мой шурин Крыж. Но это надо проверить. Передайте боевой привет товарищам по оружию. Старший лейтенант Пронов. Апрель 1943 года».

Оленич вернул записку Евдокии Сергеевне:

— Храните. Мы проверили: вашего мужа предал и убил Феноген Сергеевич Крыж.

— Я так и думала… Так и думала… Мама родная, кого ты породила?!

— Успокойтесь, Евдокия Сергеевна… — начал было Андрей, но старуха махнула рукой, мол, уходите, сама справлюсь.

21

Эдик был охвачен мальчишеским восторгом, что так легко овладел фотоархивом Дремлюги. Но то, что полоумный старик, длинный и тощий, с безумно выпученными глазами, перепугался насмерть, как только глянул на позднего гостя, не сулило ничего хорошего. Подумалось, что эта опасная операция — западня для него самого.

Бережно прижимая фотоматериалы, Эдик все еще не мог связать их со своим отцом — они будто бы больше относились к Дремлюге. Конечно, Эдик понимал, что Крыж — преступник, но это где-то далеко в прошлом. И еще не мог связать фамилию Крыж с немецкой Шварц. Вроде вычитанное где-то в книге. Все виделось и понималось лишь условно. Конечно, он прекрасно осознавал, что стоит ему посмотреть эти документы, как условность может улетучиться и жестокая реальность предстанет перед глазами. Осознавал, но не переживал. Возвратясь в дом матери, проверил, нет ли кого дома, потом заперся в горнице и, соблюдая осторожность, всю ночь исследовал пакеты, вытаскивая их из полуистлевшей полевой сумки: здесь было несколько стеклянных пластин, десятка два кассет с негативами и в отдельном плотном конверте несколько десятков пожелтевших, слежавшихся, склеившихся фотографий. Он не стал их раздирать, а решил где-нибудь в лаборатории попробовать рассоединить в воде, если не слезет эмульсия… Но на тех бледных отпечатках, которые отделились, он увидел ужасное — виселицы, трупы, изуродованные лица, нагие женщины с отрезанной грудью…

Эдик почувствовал, как загудело в голове, загорелось в груди, как что-то стало подкатывать к горлу, хотелось сорваться с места и бежать, но сдержался, осторожно сложив все, как было, и вышел из хаты, держа под мышкой полевую сумку. На рассвете, стараясь быть незамеченным, он пошел огородами в степь, а потом лощинами и оврагами направился в сторону райцентра Заплавного. Он надеялся по дороге обдумать все как следует и решить, что делать дальше. Одно время мелькнула мысль: взять бы да и отдать все это в милицию или в органы госбезопасности, но в подсознании возникало сопротивление этому шагу.