Читать «Судьба офицера. Книга 2 - Милосердие» онлайн - страница 17

— Это потому, что я вас люблю, Рената.

Она же нахмурилась, перестала улыбаться и сухо произнесла:

— Зачем вы произнесли эту банальность? Все, все испортили! Я так трудно шла к вере в ваш талант, в то, что вы тонко чувствуете человеческое настроение, умеете заглянуть в душу, понять психологию. А вы вдруг, как и все: «Я вас люблю». Да, вы мне нравились своей неотесанной, но сильной фигурой, да, в вас проступает часто что-то дикое и неосознанное. И вдруг телячье: ме-е!

Эдик почувствовал, что теряет равновесие, вся его напускная интеллигентность исчезла, улетучились заученные правила этики, кровь застучала в висках. Он почувствовал себя разъяренным быком и пошел на эту непонятную, насмешливую соблазнительницу. Она увидела его одержимое лицо и ослепленные страстью глаза, спохватилась и пожалела, что раздразнила этого верзилу, но было уже поздно: он схватил ее за руки, она почувствовала такую неукротимую силу, что поняла — ей уже но вырваться. Хотела закричать, но лишь застонала я начала отбиваться от него. Когда он схватил ее за талию, она стала хлестать ладонями по его лицу, задыхаясь от бессильного возмущения и со стоном выдыхала:

— Подлец! Чудовище! Скотина! Подонок!

Но Эдик, не отзываясь на крик, легко поднял ее на руки и понес к дивану. Она билась руками и ногами, но не могла сдвинуться с места и, обессилев, притихла, словно задохнулась…

В тот же вечер он пошел к отцу.

Крыж внимательно посмотрел на сына, словно стараясь угадать, зачем он пришел, уж не денег ли просить. Но Эдик произнес:

— У тебя есть чего выпить?

— Это всегда имеется. Садись к столу, начнем пировать.

— Есть желание напиться.

— Провал?

— Наоборот. Скорее — успех. Хочется проснуться: вдруг это не со мною происходит?

— Выкладывай все, авось пойму.

Эдуард начал рассказывать хвастливо да весело про знакомство с Ренатой, о портрете на обложке журнала и о последнем свидании. Но, рассказывая о последней встрече, скис, видно, чего-то опасался.

— Разочаровался? Не такой оказалась, как мечталось?

— И это есть. Но боюсь, как бы она насильство не пришила.

Отец рассмеялся, похлопывая по плечу сына:

— Глупец! Женщин и нужно насиловать. Они любят силу — необузданную и грубую. Мне, брат, приходилось иметь дело с такими гордячками да недотрогами, а после того, как испытают настоящую мужскую силу, привязываются навек. Помню трех комсомолок. Какие были юные да красивые — одна лучше другой. И гордые, патриотки, несговорчивые. А силе поддались. Все трое в одну ночь. Потом жалко было их. Одна так в ногах ползала, сапоги слезами омывала…

— Погоди, погоди… Это чего же она сапоги поливала? Любви твоей просила?

Крыж словно опомнился, испуганно посмотрел на сына и лишь после длительной паузы неуверенно произнес:

— Ну да, конечно. Любви просила… Чтобы, значит, пощадил ее.

— Ну а те две?

— Одна только дрожала и почти не дышала. Она как бы умерла стоя… А третья молчала, не плакала, не просила, только разорванную блузку прижимала к телу, прикрывая грудь.