Читать «Лирика» онлайн - страница 25

Что, согревая, очищают жаром!

О счастье быть подвластным этим чарам,

Каких представить краше не могу!

Будь я понятен с песнями моими

В такой дали, о вас бы Фула знала,

Бактр, Кальпа, Танаис, Олимп, Атлас.

Но так как одного желанья мало,

Услышит край прекрасный ваше имя:

От Альп до моря я прославлю вас.

CXLVII

Я Страстью взнуздан, но жестокость шпоры

И жесткие стальные удила

Она порой ослабит, сколь ни зла,

И только в этом все ее потворы;

И к той приводит, чтобы въявь укоры

И муки на челе моем прочла,

Чтобы Любовь ответные зажгла

Смятенные и грозовые взоры.

Тогда, как будто взвидев гнев Зевеса,

Страсть-помыкательница прочь отпрянет,

Всесильной свойствен равносильный страх!

Но столь тонка души моей завеса,

Что упованья робость зрима станет

И снисхожденье сыщет в тех очах.

CXLVIII

Тибр, Герм, По, Адидж, Вар, Алфей, Гаронна,

Хебр, Тезин, Истр и тот, что Понт разбил,

Инд, Эра, Тигр, Евфрат, Ганг, Альба, Нил,

Ибр, Арно, Танаис, Рейн, Сена, Рона;

Плющ, можжевельник, ель и ветки клена

Палящий сердце не угасят пыл;

Лишь Дафны лист и берег, что судил

Сквозь слезы петь, – одна мне оборона.

В мучительном и пламенном бою

С Любовью – только в них исток отваги,

Хоть время понукает жизнь мою.

Расти ж, мой Лавр, над плеском тихой влаги.

Садовник твой, сокрытый в тень твою,

В лад шуму вод поверит мысль бумаге.

CL

– Душа, что деешь, мыслишь? Будет с нами

Покой и мир иль вечной жить борьбою?

– Что ждет – темно; сужу сама с собою:

Взор дивный скорбен нашими бедами.

– Что в том, раз ей дано творить очами

Средь лета лед и пыл огня зимою?

– Не ей, – тому, кто правит ей самою.

– Пусть! Но все видеть и молчать годами!

– Порой язык молчит, а сердце стонет

Пронзительно; лицо светло и сухо,

Не виден плач стороннему вниманью. ~

– Ум все же не спокоен, ропщет глухо,

Но боли – острой, стойкой – не прогонит;

Несчастный недоверчив к упованью.

CLI

Так не бежит от бури мореход,

Как, движимый высоких чувств обетом,

От мук спасенье видя только в этом,

Спешу я к той, чей взор мне сердце жжет.

И смертного с божественных высот

Ничто таким не ослепляет светом,

Как та, в ком черный смешан с белым цветом,

В чьем сердце стрелы золотит Эрот.

Стыжусь глядеть: то мальчик обнаженный.

И он не слеп – стрелок вооруженный,

Не нарисован – жив он и крылат.

Открыл он то мне, что от всех таилось,

И все, что о любви мной говорилось,

Мне рассказал моей Мадонны взгляд.

CLII

О смирный зверь с тигриною повадкой,

О ангел в человеческой личине,

Страшась, надеясь, в радости, в кручине

Я скручен так, что и живу украдкой!

Отпустишь ли, удавишь мертвой хваткой,

Пожить ли дашь в когтях своей дичине,

Всё к одному – обречены кончине,

Кого Любовь поит отравой сладкой.

И не под силу обомлевшей силе,

Страдая, выстрадать двоякость эту

Остуду льда и пламена в горниле.

И хочет сжить она себя со свету,

Как та, которой и следы простыли;

Но нету сил. И смерти тоже нету.

CLIII

Горячий вздох, ступай к твердыне-сердцу,

Пусть ото льда оттает Состраданье;

Лети, небес достичь, мое рыданье

Пусть смерть иль милость явят страстотерпцу.

Мысль пылкая, ступай и одноверцу

Несведущему дай мое познанье.

О, если страсть не помутит сознанье,