Читать «Лирика» онлайн - страница 21

Франческо Петрарка

CXII

Сеннуччо, хочешь, я тебе открою,

Как я живу? Узнай же, старина:

Терзаюсь, как в былые времена,

Все тот же, полон ею лишь одною.

Здесь чуткою была, здесь ледяною,

Тут мягкой, тут надменною она;

То строгости, то благости полна,

То кроткая, то грозная со мною.

Здесь пела, здесь сидела, здесь прошла,

Здесь повернула, здесь остановилась,

Здесь привлекла прекрасным взором в плен;

Здесь оживленна, здесь невесела…

Все мысли с ней – ничто не изменилось,

Ничто не предвещает перемен.

CXIII

Итак, Сеннуччо, лишь наполовину

Твой друг с тобой (поверь, и я грущу).

Беглец ненастья, здесь забыть ищу

И ветер, и кипящую пучину.

Итак, я здесь – и я тебе причину

С великою охотой сообщу

Того, что молний здесь не трепещу,

Ведь сердцем не остыл (и не остыну!).

Увидел я любезный уголок

И ожил: в этих родилась местах

Весна моя – смертельный враг ненастья.

Амур в душе огонь благой зажег

И погасил язвивший душу страх.

Лишь не хватает глаз ее для счастья.

CXIV

Безбожный Вавилон, откуда скрылось

Все: совесть, стыд, дел добрых благодать,

Столицу горя, прегрешений мать

Покинул я, чтоб жизнь моя продлилась.

Один я, как Амуру полюбилось,

Хожу то песни, то цветы сбирать,

И с ним беседовать, и помышлять

О лучших днях: тут помощь мне и милость.

Мне до толпы, мне до судьбы нет дела,

Ни для себя, ни до потребы низкой,

И внутренний и внешний жар упал.

Зов – лишь к двоим: одна бы пожалела,

Ко мне пришла бы умиренной, близкой;

Другой бы, как защитник, твердо стал.

CXV

Чиста, как лучезарное светило,

Меж двух влюбленных Донна шла, и с ней

Был царь богов небесных и людей,

И справа я, а слева солнце было.

Но взор она веселый отвратила

Ко мне от ослепляющих лучей.

Тут не молчать – молить бы горячей,

Чтобы ко мне она благоволила!

Я ревновал, что рядом – Аполлон,

Но ревность мигом радостью сменилась,

Когда соперник мой был посрамлен.

Внезапно туча с неба опустилась,

И, побежденный, скрыл за тучей он

Лицо в слезах – и солнце закатилось

CXVI

Неизъяснимой негою томим

С минуты той, когда бы лучше было,

Чтоб смерть глаза мои навек смежила

И меньшей красоты не видеть им,

Расстался я с сокровищем моим,

Но лишь оно воображенью мило

И в памяти моей весь мир затмило,

Что было близко – сделало чужим.

В закрытую со всех сторон долину

Предел, где я не так несчастлив буду,

Вдвоем с Амуром возвратился я.

Среди пустынных этих скал – повсюду,

Куда я взор задумчивый ни кину,

Передо мною ты, любовь моя.

CXVII

Когда б скала, замкнувшая долину,

Откуда та прозванье получила,

По прихоти природы обратила

На Рим лицо, а к Вавилону спину,

Все вздохи бы надежду и причину

Свою настигли там, где жить ей мило,

Быстрей по склону. Врозь летят. Но сила

В любом верна – и милой я не мину.

А там к ним благосклонны, – так сужу я.

Ведь ни один назад не прилетает,

Им с нею пребыванье – наслажденье.

Вся боль от глаз: чуть только рассветает,

Так, по красе мест отнятых горюя,

Мне слезы шлют, ногам – изнеможенье.

CXVIII

Вот и шестнадцатый свершился год,

Как я вздыхаю. Жить осталось мало,

Но кажется – и дня не миновало

С тех пор, как сердце мне печаль гнетет.

Мне вред на пользу, горечь – майский мед,

И я молю, чтоб жизнь возобладала