Читать «Анабасис» онлайн - страница 10

Итак, проверка сообщаемых Ксенофонтом сведений о пройденном пути при помощи данных, частично почерпнутых из самого "Анабасиса", раскрывает до известной степени метод работы автора над своим произведением и позволяет утверждать, что Ксенофонт чрезвычайно строго относился к своим обязанностям летописца похода, не разрешая себе, как правило, никаких отступлений от собранного им на местах фактического материала. Впрочем, добросовестность Ксенофонта как историографа похода подтверждается и другими наблюдениями над текстом "Анабасиса". Так, Ксенофонт всегда строго различает виденное собственными глазами от передаваемого "с чужих слов и в последнем случае он обычно указывает источник осведомления. Даже тогда, когда, по примеру своего предшественника Фукидида, Ксенофонт прерывает повествовательную форму изложения иногда весьма пространными и составленными по всем правилам риторики речами, вкладываемыми им в уста действующих лиц, он не скрывает того, что предается здесь свободному творчеству, и часто предпосылает выступлениям ораторов слова: "такой-то сказал примерно то-то".

Таким образом, за "Анабасисом", в том, что касается описания объективной обстановки похода, необходимо признать высокую степень исторической достоверности – вывод, имеющий немаловажное значение для истории древнего мира и, в частности для ранней истории некоторых народов Советского Союза, так как в IV и V книгах разбираемого сочинения содержатся довольно подробные описания племен, обитавших в V в. до н.э. в северо-восточных областях Малой Азии и на южном берегу Черного моря и впоследствии вошедших в состав населения Закавказья. Для истории Закавказья эти страницы "Анабасиса" имеют примерно столь же высокую ценность, как IV книга Геродота для истории юга СССР, "Германия" Тацита для Средней Европы и "Записки" Юлия Цезаря для галльских стран.

Говоря о заметках, которые Ксенофонт составлял на местах, мы никоим образом не желаем создать представления, будто весь "Анабасис" является только литературно обработанным сухим дневником похода. Путевые заметки касались, вероятно, лишь мелких подробностей и цифровых данных. Крупные события и яркие эпизоды не нуждались в немедленном закреплении на табличках или свитках: они и так запомнились Ксенофонту на всю жизнь а в нужный момент воскресли в его памяти с былой силой и свежестью. Ксенофонт сумел воспроизвести их в своем повествовании в целом ряде необычайно наглядных, как бы выхваченных из живой действительности, сценок, искусно вставленных в отчет о наступательном движении войска. И если в композиции вышеупомянутых речей; он показал себя хорошим оратором, знакомым со всеми тонкостями искусства красноречия, то в этих сценках проявился его замечательный талант рассказчика (от которого, кстати сказать, приходил в восторг такой мастер искусства повествования, каким был Проспер Мериме). Простым и ясным языком, изящным и гибким стилем, заслужившим ему прозвание "аттической пчелы", Ксенофонт в немногих словах набрасывает незабываемые по живости и яркости картины, которые прямо переносят нас в конкретную обстановку похода и дают гораздо больше, нежели могли бы дать пространные описания.