Читать «Поводок» онлайн - страница 48

Я, конечно, встретил массу друзей и знакомых по скачкам, они приняли меня так, будто мы вчера лишь расстались. Часы в Лоншане бегут, не замечаешь как; ну а годы здесь не в счет; за один забег тут можно постареть на три года, зато потом ни одна морщинка может не появиться в течение целых пятнадцати лет. Во всяком случае, причины морщин здесь – нервное напряжение, возбуждение, разочарование, восторг, ликование – конечно, это не серьезные морщины, но зато и не позорные, разъедающие лицо, нарисованные скукой жизни. Кориолан объяснял это тем, что деньги становятся ирреальными в таких заколдованных местах, как ипподром – здесь поиски, обладание, потеря денег зависят лишь от каприза четвероногого; здесь сто франков, поставленные на последний забег, вызывают больший азарт, чем тысяча на первом; здесь любезно разговаривают с профессиональными советчиками, из-за которых вылетели в трубу уже целые состояния, однако этим людям улыбаются и могут даже по привычке вновь последовать их советам во время ближайшего забега (на бирже такое просто невозможно представить); здесь мой тесть, если бы он играл в тотализатор, мог бы столкнуться нос к носу со своим дворецким, и тот не оказал бы ему никаких знаков почтения и, может быть, даже и запрезирал его открыто, если бы хозяин имел глупость сделать крупную ставку на лошадь, явно вышедшую в тираж.

Короче, я очутился в толпе беззаботных, свободных и приветливых людей; и мне почудилось, будто отворились небеса и ангелы играют для меня на трубах гимн жизни – вновь обретенной, подлинной, нормальной жизни. К моему великому удивлению и к изумлению Кориолана, слезы навернулись у меня на глаза, я так расплакался, что пришлось утереться рукавом, прищурить один глаз и, чтобы уж совсем не сгореть от стыда, поворчать на пылинку, попавшую в другой. Мой запоздалый маневр не совсем удался, и Кориолан все время, пока мы стояли на трибунах, тревожно и даже испуганно поглядывал на меня, как поглядывают на лошадь с изъяном.

Обойдя знакомых, мы поднялись в ложи, где нас встретили с распростертыми объятиями. Два-три забега мы посмотрели оттуда, к сдержанному удивлению наших приятелей, но дольше оставаться здесь нам было не по карману, потому что касс для пятидесятифранковых ставок на этой галерее попросту не существовало. Правда, на этот раз благодаря первому и единственному чеку Ни-Гроша мы могли шикануть. После четвертого забега, возбужденный и разгоряченный, я спустился на первый этаж, кое с кем переговорил, но у жокейских весов увидел белую кобылу по кличке Сансеверина и тут же пришел от нее в восторг, сам не знаю почему. В списке она шла по ставке 42 к одному, дурной знак; и все же в приступе безумия я решил играть по-крупному. Я проиграл, выиграл, снова проиграл и через два часа вернулся в точности к своему исходному финансовому состоянию, что было, в общем-то, обидно, гораздо более обидно, чем если бы я в пух и прах проигрался. Я совершенно ничего не знал, что там творится у Кориолана: об игре мы никогда не договаривались. И такую линию поведения считали гениальной, когда другой проигрывал, и дурацкой, если он выигрывал. Зато ни упреков, ни сожалений и даже угрызений совести, какие всегда случаются при двойном пари, мы не знали.