Читать «Капо Юрий, море и фея Калипсо» онлайн - страница 29

Слава Сергеев

- Понимает, что такое похмелье! - подумала я с удивлением…

8. Столичные знаменитости

Ждем посадку. И вдруг по ходу дела я понимаю, что наш самолет никуда не улетал. Он нас ждал. И все люди из него тусовались в Сочи. И я, дура, как-то опять подумала, что вот бы все это направить в хорошее русло… Столько людей, техника, деньги - и все из-за чего? Из-за какой-то девчонки!

Нет, Достоевский правду написал в “Идиоте”, точно, когда пачку ассигнаций в камин кинули. Я думала - или придумал, или изобразил чью-то (а скорее всего свою) истерику. Нет, не то и не другое. Не скажу любовь, но, будете смеяться, скажу “душа”. Душа у этого Юры была не на месте. Наверное, это наше, специфически русско-советское. Все есть, а чего-то не хватает. Может быть, от общей неустроенности - в течение всей предыдущей жизни плавленный сыр видели только в “праздничных заказах”. Солидный дядя, погнался за 19-летней девчонкой, непонятно куда, зачем, ничего не получил, ведь мог бы ее напугать, наконец, просто прибить под горячую руку. Нет, любви ему захотелось. Сэр Чарли Чаплин… в натуре.

Ну вот, ждем мы посадку в VIP-зале, а рядом происходит трогательное прощание нашего руководства и местного сопровождения. Сцена заслуживает отдельного описания, причем, что интересно, но я вижу, что эти люди искренне переживают, было ли нам хорошо, и очень ласково прощаются с нашим Юрой и его “Ко”. Что значит юг. Хотя, конечно, возможно, я наивная дура, и это их работа. Чтобы таким, как Юрий Анатольевич, было хорошо. Можно, наверное, и так сказать. Объятия, троекратные поцелуи по-русски, хлопают друг друга по спине…

И тут в зал вносят жареного поросенка на блюде. Нет, честное слово, я не вру. Прямо фильм какой-то (опять). Что-то по Островскому. Хотя я, честно говоря, тогда почему-то вспомнила “Осень патриарха” Маркеса, но там на блюде внесли жареного заговорщика, а у нас все же свинью, что свидетельствует об относительной (хотя бы к Южной Америке) мягкости нравов… Так вот. Два человека несут блюдо, на нем поросенок с золотистой корочкой и в зелени, а еще четверо аплодируют хором и поют что-то восточное, по-моему - Арама Хачатуряна. Что интересно, в зале, кроме нас, были еще какие-то люди, причем, как вы понимаете, не колхозники, и я краем глаза вижу, что они тоже слегка обалдели. Тут от вида пищи мне становится нехорошо, и я поспешно покидаю зал заседаний, так что дальнейшего действа не наблюдаю. (Могу лишь сказать, что видела этого поросенка уже в самолете.)

Ну вот, вылезла я на улицу, нашла какую-то скамеечку и присела. Сижу, прихожу в себя. Вокруг никого. Машинально думаю: не улетели бы, без меня-то. Забудут еще в ажиотаже, как и предсказывал наш дорогой шеф. Через некоторое время появляется Каштанов, легок на помине. Пришел, сел рядом. Я ему жалуюсь: мол, плохо мне чего-то - и пытаюсь положить голову ему на плечо. Торжественно (в сотый раз) заявляю: ма-ши-наль-но - и только потому, что меня мутило. Если бы Каштанов не пришел, я бы легла на скамейку. (Пусть бы народ думал, что хотел. Тем более, вокруг никого). Дальше неинтересно, потому что Каштанов, разумеется, едва я пытаюсь положить ему голову на плечо, начинает нервничать, как-то отодвигаться, оглядываться (как бы кто чего не подумал вдруг!) и говорит: тебе надо чаю попить, чаю побольше. Пошли, попьем чаю!