Читать «Любите ли вы Брамса?» онлайн - страница 7

Франсуаза Саган

Прихрамывая, он вошел в контору, и старая мадемуазель Алис бросила на него полуласковый, полускептический взгляд. Ей были известны все фокусы Симона, она относилась к ним снисходительно, но сокрушалась. При такой внешности и живом уме он мог бы стать знаменитым адвокатом, будь у него хоть на грош серьезности. Он приветствовал ее преувеличенно торжественным поклоном и уселся за свой стол.

– С чего это вы вдруг захромали?

– Я не по-настоящему. Ну, кто там кого укокошил сегодня ночью? Неужели же мне никогда не попадется прекрасное стопроцентное преступление, что-нибудь действительно ужасное?

– Вас утром три раза спрашивали. Сейчас половина двенадцатого.

Слово «спрашивали» означало, что спрашивал Симона сам шеф. Симон поглядел на дверь.

– Я поздно проснулся. Зато видел нечто прекрасное.

– Женщину?

– Да. Знаете, лицо очень красивое, нежное такое, чуточку осунувшееся… а движения… ну, словом, такие движения… Страдает от чего-то, а почему, неизвестно…

– Вы бы лучше просмотрели дело Гийо.

– Ладно.

– А она замужем?

Этот вопрос вывел Симона из состояния глубокой задумчивости.

– Не знаю… Но если и замужем, то замужество неудачное. У нее были денежные затруднения. Потом они уладились, и она сразу повеселела. Я очень люблю женщин, которые радуются деньгам.

Мадемуазель Алис пожала плечами:

– Значит, вы всех подряд любите!

– Почти всех, – уточнил Симон. – За исключением очень молоденьких.

Он открыл папку с делом. Дверь распахнулась, и мэтр Флери просунул голосу между створками.

– Мсье Ван ден Беш… на минуточку!

Симон переглянулся с секретаршей. Потом поднялся и прошел в кабинет, обставленный в английском стиле, ненавистный ему своим безукоризненным порядком.

– Вам известно, который час?

Мэтр Флери пустился превозносить точность, трудолюбие и закончил свою пространную речь похвалой своему собственному долготерпению и долготерпению мадам Ван ден Беш. Симон глядел в окно. Ему казалось, будто когда-то, очень давно, он уже присутствовал при точно такой же сцене, всю свою жизнь проторчал в этом кабинете английского стиля, вечно слушал эти речи; ему чудилось, будто что-то невидимое сжимает его кольцом, душит, грозит умертвить.

«Что я, в сущности, делал, – внезапно подумалось ему, – что я делал целых двадцать пять лет: только переходил от одного учителя к другому, вечно меня распекали, да еще считалось, что мне это должно быть лестно!» Впервые в жизни этот вопрос встал перед ним с такой остротой, и он машинально произнес: