Читать «Во цвете самых пылких лет» онлайн - страница 8
Владимир Григорьевич Соколовский
Друзья спустились на знакомый перрон. Тетенька, которая еще полчаса назад не думала ни о чем больше, кроме как наказать их на полную катушку, странным образом переменилась. Чувствуя, видимо, какую-то свою вину, она долго, ласково и дотошно наставляла их насчет дальнейшего поведения и объясняла, как проехать к Курскому вокзалу.
Затолкнувшись в вагон метро, Васька сказал страшным голосом:
— Вот… связался с тобой, называется!
— Ну и отвали, — спокойно ответил Славка. — Как-нибудь… обойдемся.
И, усиленно работая локтями, он стал пробираться в другой конец вагона.
«Иди, иди! — злорадно подумал Васька. — Небось пропадешь!»
7
Ссора есть ссора. Слова, выкрикиваемые в ее ходе, часто неразумны, а мысли, им предшествующие, нередко просто несправедливы и злы. Однако на этот раз Васька, предположивший, что без него Славка пропадет, был прав, и вот по какой простейшей причине: деньги-то все находились у него, у Славки не было ни копейки! И в то время, как Васька, основательно подзакусив в буфете, прогуливался по перрону и покушивал мороженое, несчастный Славка скитался где-то по вокзальным задворкам и мучился голодом, жаждой и угрызениями совести. А подойти к Тарабукину не позволяла гордость.
Следовать умному совету сержанта они, конечно, и не подумали. Еще чего! Поехать на юг — и вдруг бесславно вернуться обратно! Ждать паспортов! Черт знает, сколько можно ждать! Да еще и неизвестно, отпустят ли родители в другой раз после такого случая!..
Встретились в купе. Разлучиться насовсем они, разумеется, не могли: ведь билеты, купленные еще в столь недавние времена безмятежной дружбы, были на соседние места!
Васька, сыто жмурясь, пристроился возле окна и благодушно помыкивал песенку. Славка же злобно пыхтел, дергал плечами и часто бегал в тамбур. Поезд тронулся, пришла проводница и спросила:
— Чай, постель берете?
Славка сопнул, и сопение это похоже было на стон. Васька же Тарабукин, лучисто поглядев на добрую женщину, сказал:
— Мне, пожалуйста, два чая. И постель, разумеется. Так… — Он затих ненадолго, потом выбросил палец в направлении поникшего Славки и закончил: — Этому гражданину тоже дайте, пожалуйста, чаю. Так, примерно, один стакан. И постель. Я плачу.
А когда проводница вышла, он достал из заднего кармана новых, еще не стиранных, купленных к поездке джинсов донельзя сальный сверток, в который завернут был бутерброд с раздавленной котлеткой, и, протянув покрывшему себя позором приятелю, бросил великодушно:
— На. Рубай, растратчик!
Нелегко было Славке стерпеть такое унижение. Бутерброд он, конечно, взял — уж очень хотелось есть, — но в голове моментально зароились, запрыгали всяческие крамольные мысли. Например, была такая: забрать сейчас у Васьки все свои деньги, пойти в вагон-ресторан, наесться там до отвала, а потом прийти и завалиться спать с выражением величайшего презрения к жадному и бездушному Тарабукину. Но могучим усилием он переборол себя и решил поискать утешения в поэзии. Достал из чемодана томик Баратынского и начал внимательно читать.
