Читать «Дары Зингарцев» онлайн - страница 34

Торн Сейшел Стюарт

Драконом, кстати, называют здесь и моего нового знакомца, Конана. Он прибыл в столицу чуть раньше меня, и теперь только и слышно, что о Сияющем Полуночном Драконе, чья шайка уже совершила несколько ограблений, немыслимых по дерзости и изобретательности. Представь себе только, что он сделал, чтобы обокрасть дом Верховного Жреца: как ни мало у меня осталось голубей, я все же расскажу тебе об этом. Дело в том, что они тут все весной просто сходят с ума — что ни день, то у них по весне какой-нибудь праздник. Праздник Первой Травы, праздник Урожайной Луны, праздник Солнцестояния. Есть среди этого и праздник, посвященный прилету птиц. Первые соловьи появляются в Кхитае рано, гораздо раньше, чем у нас. Сейчас здесь цветут миндаль и вишня, город удивительно наряден в этом уборе. Я и представить себе раньше не мог, что можно объединить город и плодовый сад, ведь у нас города — один лишь камень, а здесь все просто утопает в зелени. И вот где-то на ближайшие десять дней приходится праздник Птичьего Прилета — если я правильно понял Моу Па. Так вот Конан со своей шайкой выбрался за город, наловил три десятка соловьев и выпустил в саду Верховного Жреца.

И вся прислуга, все домочадцы, весь дом от мала до велика вылез в сад и ночь напролет восхищенно внимал их свисту и чириканью. А знаменитый Амра тем временем преспокойно вынес из дома все, что смог унести.

Я чуть не умер от хохота, когда наш смешной Моу Па, скорчив постную мину, рассказывал мне об этом. Надо же было додуматься до такого, да еще иметь терпение изловить столько птиц! Право же, я начинаю восхищаться этим человеком. Но еще удивительнее показалось мне то, что Верховный Жрец, узнав об ограблении, будто бы пожал плечами и сказал: «Что с того, зато какая это была ночь!» По-моему, это уже легенда, но если это — правда, тогда он либо величайший мудрец, либо величайший болван. Я, кстати, постоянно сталкиваюсь здесь с тем, что не знаю, как воспринимать слова и поступки этих людей — как слова и поступки небожителей, уже почти не принадлежащих нашему суетному миру, или как детский лепет. Право же, любой бы на моем месте растерялся…»