Читать «Мать-мачеха» онлайн - страница 154

В конце концов, действительно ничего страшного не произошло. Ну, женщина. И что? Как будто всякий приходит к свадьбе… Да и надо ведь помнить, почему все случилось. Не он пустил первую стрелу. Не он бросил пригоршню грязи в подвенечные одежды невесты. Она сама окатила себя из поганого ведра… (В этот миг жесточайшего осуждения Дмитрий будто бы услышал в себе, что невеста его чиста. Это прозрение могло бы и вовсе владеть им; и он бы помчался к ней сию же секунду. Но все же картина, увиденная с забора, ее реализм оказались сильнее тончайшего таинственного импульса.) «И потом, за что казниться? — рассуждал он, идя и идя. — Как будто я не тот же, не вчерашний. Кто докажет мне, что я не тот? Что изменилось во мне? Кто смеет утверждать!..»

Из-за поворота навстречу Дмитрию вышел небольшого росточка, пожилой, пухленький, без шапки человек. Его шуба (пора бы и снимать) распахнута. Он шел и размахивал десятирублевкой, держа ее за уголок.

— Мм-олой человек, а мм-олой человек! Кто меня может научить, где в этот час в столице нашей Родины Москве можно пропить десятку?

— Я думаю, вам нужно идти на вокзал.

— О! — вскинул человек указательный палец, — О! Гениальная идея. На! Вок! Зал!

Спившийся актер, как точно определил Дмитрий с первого взгляда, возбудил жалость:

— Стоит ли вам идти на вокзал? Хотите?

Дмитрий достал из кармана початый коньяк и пока еще издали показал жаждущему.

Актерик театрально упал на колени и воздел к бутылке дрожащие пухленькие ручки: «О боже мой, слезы волнений мешают мне видеть тебя!»

Они уселись на тротуар и дружелюбно выпили, Дмитрий три, а человечек четыре глотка.

— «Ты отошла, и я в пустыне, к песку горючему приник». Друг, я тебе прочитаю… Милый… «Цветите, юные, и здоровейте телом…» Я ведь Блока видал. Я ведь Любови Дмитриевне в некотором роде ручку… Все равно не поверите. Но я прочитаю. Артист Барцев умеет платить долги.

Коньяк укрепил бродягу. Или осталось машинальное профессиональное мастерство. Читал он, не заплетаясь языком, не сминая и не проглатывая слов, как можно бы ждать от похмельного и снова пьяного человека.

Забавно, наверно, было бы смотреть со стороны. Два человека сидят на тротуаре. Между ними стоит бутылка. Один, привстав на колено и обратив голубенькие застиранные глаза к золотисто-синему небу, читает нараспев и чуть не плача.

Читал артист только Блока. Дмитрий все стихи тоже знал наизусть. Но теперь они странно, каждым словом открывались по-новому, точно лежала на них некая мутная пелена (ну хотя бы как на детской переводной картинке). А теперь этот нелепый человек в распахнутой, подвытертой лисьей шубе стирает пелену, и слова загораются яркими, свежими красками. В самом конце стихотворения «Сон», прочитанного с особым воодушевлением и блеском, артист поперхнулся, видимо от спазмы в гортани, и зарыдал.

Дмитрий протянул бутылку:

— Как же вы… Такое мастерство… Почему же?

— Черта! Нельзя переступать черту. — Собутыльник оправился от плача и говорил отрывисто. Слова и мысли его скакали, прыгали, образуя золотистый пунктир вместо непрерывной и плавной линии.