Читать «Мультивселенные Майкла Муркока. Интервью для радио Свобода» онлайн - страница 9

Анна Асланян: Иными словами, сами они левые, но работают в консервативном жанре?

Майкл Муркок: Ну да, и это, по-моему, неудивительно – есть ведь консервативное левое крыло. Мне кажется, именно на эту удочку они и попадаются. Я бы сказал, что так произошло и с Иэном. И с писателями вроде него, с теми, которые пишут космическую фантастику, или не помню, как она там называется... “крутая фантастика” (“hard science fiction”) или что-то в этом роде – это где говорится о всяких механических штуках, не только о людях. Сам я никогда ничего из этого не читал; не могу я этим увлечься, что поделаешь. Но с Бэнксом я беседовал, читал интервью с ним, короче говоря, делал все, что мог, кроме одного – книг его не читал. В общем, у меня есть неплохое представление о том, как он мыслит, чего он хочет добиться своими книгами. Наверное, ничего плохого в этом нет – в том, например, чтобы написать фантастический роман, скажем, в анти-тэтчерском духе. Я не хочу сказать, что ничего из этого не выйдет, что против Тэтчер выступить не получится – почему же; но вот ничего нового из этого, пожалуй, действительно не выйдет. Ну, будут там, скажем, какие-нибудь стандартные левые идеи...

Диктор: “Если бы не террор, охвативший Францию в 1793 году и в конце концов принудивший меня бежать из Парижа, я, вероятно, так никогда и не узнал бы совершенной любви, не посетил бы Города в Осенних Звездах, где, - с помощью хитроумия своего, меча и остатков веры, - мне довелось вновь сразиться за будущее мира и утратить свое собственное.

В тот день, когда Том Пейн был арестован по особому распоряжению Робеспьера, я решил, наконец, распрощаться с революционными идеалами. Очевидно, что с моей стороны было бы благоразумней всего встретить новый 1794 год где-нибудь за пределами Франции.

Признаюсь, я все же не мог не испытывать некоторого отчаяния по поводу краха моей карьеры и крушения политических наших грез. Я чувствовал себя жестоко преданным: Революцией, людьми, которых я обнимал как братьев, неумолимыми Обстоятельствами и, - как это бывает всегда, - самим Господом Богом. Не будучи рьяным приверженцем как деспотии, так и дворянских всех привилегий, поначалу я восхвалял Революцию, а потом стал и служить ей, по крайней уж мере, сделался депутатом Учредительного Собрания. Но, когда кровь полилась чрезмерно и несправедливо, я поднял свой голос против разгула сего лицемерия и лжи, сей вырожденческой оргии мести и звериной жестокости!

Такова была вкратце суть моего заявления соратникам-депутатам с которым выступил я, когда сомнения мои обратились в уверенность после того, как стал я свидетелем "Дней сентября", - дней, когда Зверь рыскал во всей устрашающей своей жестокости по улицам Парижа, нахлобучив на голову шляпу Свободы и вытирая о флаг Свободы окровавленную свою пасть.