Читать «Секреты балтийского подплава» онлайн - страница 15

Весь личный состав лодки допрашивали по-одиночке. Личный состав отвечал однообразно: "Знать ничего не знаем. Шли в подводном положении. "Кадиллак"? Мы пришли, он уже стоял".

Только Грищенко и еще два-три офицера знали, в чем дело. Погрузившись, лодка пошла не в Таллин, а в соседнюю бухту. Там на причале ее ждали "кадиллак" и уже готовый помост из бревен. Помост раскрепили на верхней палубе в носовой части. На руках внесли автомобиль, принайтовали, и форсировали Финский залив в надводном положении.

На мой взгляд, именно здесь, в форсировании залива, Маринеско переступил какую-то важную черту. Что-то должно было произойти. И случились сразу две беды. На танцах моряки Маринеско устроили побоище. Поучили наглых тыловых солдат из комендантского взвода уважению к флоту и к орденам. А орденами каждый матрос с лодки Маринеско был увешан, любо-дорого глядеть. Но война-то кончилась. Уже наводили драконовский послевоенный порядочек. В лихих подводниках больше не нуждались. Комендантских бойцов не тронули, а моряков, участников драки, арестовали в ту же ночь. Трибунал. Десять лет. (Им повезло, попали под амнистию по случаю Победы.) И в те же дни Маринеско разбился на своем "кадиллаке". Отделался травмами, а вот матрос-шофер погиб.

Тут Маринеско припомнили всё. Мы знаем, как это умели делать, с какими формулировочками. Из капитанов третьего ранга его разжаловали в старшие лейтенанты, сняли с лодки и назначили на малый тральщик.

Экипаж не расформировали, но — кого в запас, кого на берег, на тральщики, на другие лодки, почти всех поодиночке с лодки убрали. Маринеско очутился в мертвом тупике. Служить в послевоенном флоте он не хотел, и не смог бы. Он просил уволить его с флота. И его уволили.

Остальное известно. Нищая работа на берегу. Железная кровать (единственная мебель в его комнате), принесенная домой со склада: хищение. Суд. Срок. Возвращение. Неизлечимая болезнь.

Грищенко был рад и тому, что Маринеско, уже умирающий, видел рождение своей славы. Митинг в Кронштадте в 63-м, громадная толпа молодых моряков рукоплещет ему и скандирует: "Ма-ри-не-ско герой, герой, герой!.."

Грищенко говорил, что Маринеско в конце жизни полюбил Хайяма: "...неверен ветер вечной книги жизни, мог и не той страницей шевельнуть".

К сожалению моему, я видел, как бывшие подчиненные Маринеско выступили в нехорошем качестве. Они стали копией тех, кто клял само имя Маринеско. Без этого эпизода история "С-13" не будет полной, и значит, не будет правдивой.

Году в 84-м в "Лениздат" пришла почтой рукопись. Геннадий Зеленцов. Прошел войну матросом, говорил в рукописи о войне, и с отчетливой любовью — о Маринеско.

Рукопись была умная, честная, сильная, с едким флотским юмором, зримо написанная. Я читал, наверное, сотни рукописей воспоминаний о войне. Эта была — из лучших. Я считал, что её следует непременно издавать. Господи, как трудно убеждать, как почти невозможно внедрить неизвестную рукопись в издательский план...

И вдруг произошло нечто, чего я ожидать не мог. На издательство обрушились письма и телефонные звонки, гневные и возмущенные, от ветеранов героической подводной лодки "С-13". Ветераны утверждали, что Зеленцов штрафник, пьяница, вечный нарушитель, что его рукопись очернительство и клевета. К тому же, он матрос, а матрос вообще ничего не понимает.