Читать «Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар» онлайн - страница 19

Игорь Минаков

Разозлившись, Ив позвонил в редакцию «Ежемесячника». Сиплый бас сообщил ему, что прежний редактор умер, а ему, новому редактору, имя автора рассказа не говорит ничего. В авторском активе таковой не значится, поэтому, скорее всего, рассказ был написан кем-то из тогдашних поденщиков, причем наверняка под псевдонимом.

Короче, след обрывался. Поразмыслив, Ив решил, что нет необходимости разыскивать сочинителя. Гораздо интереснее выяснить, почему двоюродный дед, семейная легенда, стал героем фантастического рассказа.

В семейном архиве от легендарного философа остался лишь листочек со стихотворением, написанным им в гимназическом возрасте. Ив не мог судить, насколько хороши стихи, но его поразила в них какая-то недетская гордость и печаль:

Когда я был утенком гадким, Терпел насмешки и пинки, Из пуха вместо перьев гладких Торчали гадкие шпеньки. Я неуклюже рылся в грязи, Дрожал от ужаса в траве, Что птичница — без всякой связи — Обиды выместит на мне. Ночами плакал от бессилья, В камыш укрывшись с головой, Но неподрезанные крылья Уже томились за спиной. Когда осенним медным кликом Вдруг зазвенели небеса, Я отвечал гортанным криком На неземные голоса. Недоуменное шипенье Дворовых, очень важных птиц Звало к приличию, смиренью И соблюдению границ. Но улетал я без оглядки, Забыв о тусклых временах, Когда я был утенком гадким И видел сны о лебедях.

В библиотеках не нашлось ни одной публикации философа, а в государственных архивах — ни странички рукописей; все исчезло. В университете Иву дали справку, из которой следовало: Валерий И. Кимон закончил сие почтенное заведение за три года до начала войны, успел выступить с десятком лекций, которые были изданы здесь же, в Университете, но во время Оккупации весь тираж брошюры был изъят Департаментом Присоединенных Территорий. Так Ив и ушел бы ни с чем, но в последнее мгновение его окликнули; тогда-то репортер Маргит еще раз услышал имя, которое уже успел подзабыть, — имя старика, приладившего петлю над унитазом, полным пепла.

Старый Голем

За последней полицейской заставой дождь вдруг присмирел. Даже не верилось, что он только что падал отвесно, сплошным потоком и его твердые, словно стеклянные, струи с шорохом крошились о несчастную землю. Праздное воображение нарисовало жутковатую картину: исполинская рука в черной перчатке слегка прикручивает вентиль заоблачного крана.