Читать «Серпантин» онлайн - страница 22
Александр Мильштейн
Решил "добить" плёнку, на которую начал снимать в Рыбачьем: Инна на фоне волны, Инна за столиком кафе...
Теперь же, вспомнив совет знакомого фотографа - как делать панораму, Линецкий щёлкал, поворачивал фотоаппарат и снова щёлкал...
"Сколь же радостней прекрасное вне тела..."
После того, как Линецкий проделал это два раза, снимать больше было вроде как и нечего...
Забегая немного вперёд, скажем, что в итоге разницы между "семейной" и "холостой" половинами плёнки не оказалось даже малейшей. Плёнка была с самого начала неправильно заправлена (это выяснилось, когда Линецкий в Феодосии отдал её на проявку), и всё это время вместо того, чтобы переползать на валик другой катушки, она крутилась вхолостую вокруг собственной оси...
В Форосе Линецкий этого ещё не знал, но что-то смутно предчувствовал... И по тому, как пейзаж брал его в оборот (он ещё раз позвонил Оксане и сказал что-то совсем уже идиотское... "В результате сенсорного голодания я здесь стал вегетировать..." - после этих слов Оксана в очередной раз повесила трубку). И потом, когда они с Переверзевым наконец-то решили уехать... То, глянув на рюкзак, лежавший на гальке, прежде чем взвалить его на плечи, Линецкий подумал, что этих нескольких дней... Вот именно - не было... Что они с физруком только что познакомились на автобусной остановке, подошли к морю и поехали обратно...
Он ещё вспомнил фразу, которую слышал ребёнком, когда отдыхал на Юге с родителями. Только тогда эти слова имели совсем другой смысл и произносились при денежных расчётах за снятую комнату... А теперь, хоть и комнаты никакой не было, слова, тем не менее, показались ему настолько уместными, что он произнёс их вслух.
- День приезда и день отъезда у нас считаются за один день, - сказал Линецкий.
Переверзев молча кивнул, и они пошли к трассе.
Глава 5. Детские травмы
В прошлый раз он заехал на джипе прямо на пляж. Чуть ли не в самую воду. Было приятно прямо из машины вывалиться в волну, но потом тяжело было выбираться. Галька, крутой наклон, колёса буксовали, пришлось попросить палаточников, чтобы подтолкнули. Манко протянул им после этого десять баксов, но те не взяли. "И то верно, - подумал Манко, - зачем при такой жизни бабки? Хотя ещё лучше вообще не жить, чем так отдыхать..." Он поглядывал из окна джипа на жену палаточника, которая мыла в море чёрный котелок... "А здесь же рядом другая - бельё полощет... Блядь, врагу не пожелаешь..." После этого Манко проехал, наверно, сотню километров, прежде чем ему снова захотелось в воду... На этот раз он оставил машину на стоянке кемпинга, вокруг которой тоже были палатки и опять-таки чем-то пованивало... Манко хотел только пройти сквозь кафе на пляж, но зазвонил телефон и, прижав его к уху и молча послушав, он уселся за столик. Прикрывая трубку, попросил официантку принести стакан муската или мадеры.
- Я же просил тебя не произносить это слово, - сказал он в трубку, - нет, то само собой, за то теперь всё... Вообще... Расстрел на месте... Но это я тоже просил. Чтобы никаких там крыш, крышечек, крышеваний... Ты забыла. А у меня тут вообще вечер воспоминаний... Ну ладно, утро... И я это слово совсем не хотел слышать. Совсем. Да, последний раз, - сказал он и нажал на кнопку.