Читать «Болезнь Портного» онлайн - страница 35
Филип Рот
— Пей!
— Я не хочу.
— Посмотри, ты весь вспотел.
— Я не хочу пить.
— Нельзя становиться вежливым так сразу.
— Но я не
— Ты? Не любишь имбирный лимонад?
— Не люблю.
— С каких это пор?
О, Господи! Она жива, и значит, мы все начинаем сначала!
Она жива — и мы без промедления начинаем сначала!
Она рассказывает мне о том, что к ней приходил равви Уоршоу, и что он говорил с ней целых полчаса перед тем, — мама показывает мне жестами — перед тем, как она легла под нож. Как благородно, не правда ли? Какая забота, да? (Двадцать четыре часа только минуло с тех пор, как она отошла от наркоза, но ей уже известно о том, что я не хотел переодевать «Левисы» во время праздника!) Мамина соседка по палате, влюбленного и жадного взгляда которой я стараюсь избежать, провозглашает вдруг (хотя, насколько я помню, никто не спрашивал ее мнения), что равви Уоршоу — один из самых почитаемых людей в Нью-арке. По-чи-та-е-мых. Пять слогов, произнесенных с той же безупречной дикцией, с которой возвещает свои истины сам равви. Великий англо-пророческий стиль. Я начинаю легонько барабанить по своей бейсбольной рукавице, сигнализируя о том, что готов смыться, если только мне позволят.
— Он обожает бейсбол, — говорит моя мама миссис По-чи-та-е-мой. — Готов играть в него круглый год.
Я что-то бормочу об «игре на первенство лиги»:
— Это финал. За звание чемпиона.
— Ну хорошо, — нежно говорит мама. — Ты навестил меня, ты исполнил свой долг… Беги — беги на свой финал.
По ее голосу я понимаю, какое облегчение она испытывает от осознания того, что по-прежнему жива в этот прекрасный сентябрьский день… А для меня это разве не облегчение? Разве не об этом я молил Бога, в которого не верю? Разве можно представить нашу жизнь без мамы — без ее обедов, стирок… без всего, что она делает для нас?
Именно об этом я молился, именно об этом рыдал: чтобы мама перенесла операцию и осталась жива. А потом вернулась домой и снова стала моей единственной мамочкой.
— Беги, сынуля, — ласково говорит мама.
О, какой ласковой умеет быть моя мама! Когда я болею и не встаю с постели, мама готова играть со мной в канасту весь день напролет; представьте себе: медсестра принесла ей имбирного лимонаду, поскольку она перенесла серьезную операцию, а мама предлагает его
— Беги, — говорит моя мама.
А миссис По-чи-та-е-ма-я, которая ухитрилась за несколько минут стать моим врагом на всю жизнь, миссис По-чи-та-е-ма-я начинает ободрять меня:
— Скоро мама вернется домой, скоро все будет как прежде… Беги, конечно… Они теперь все бегают, — говорит добрая и все понимающая леди — о, они теперь все добрые и понимающие, — пешком они уже не ходят, дай им Бог здоровья.
И я бегу. Как я бегу! Я бегу, не пробыв рядом с мамой и двух минут, — двух минут моего замечательного времени, хотя еще вчера доктора, задрав мамино платье (так это мне представлялось, пока мама не упомянула о «ноже», нашем ноже), выгребали какой-то ужасной лопатой из маминого чрева то, что там прогнило. Они потрошили ее — так, как сама она обычно потрошит цыпленка. А потом выбросили все в мусорное ведро. Там, где было чрево, выносившее меня, теперь осталось лишь