Читать «Параграф 78» онлайн

Андрей Лазарчук

Андрей Лазарчук

ПАРАГРАФ 78

Скоро выдохнешь ты, и дыхание твоё прекратится. Ты увидишь предвечный Чистый Свет. Невероятный перед тобой распахнется простор, безбрежный, подобный океану без волн под сияющим небом.

Как пушинка будешь плыть ты, свободный, один!

Не отвлекайся, не ликуй, не бойся! Это миг твоей смерти! Дорожи смертью, ибо в ней состоит великий выбор. Сохраняй ясность мысли, не замутняй её даже состраданием. И пусть любовь твоя станет бесстрастной.

* * *

А если возродиться тебе предстоит в Аду, ты услышишь чудное притягательное пение, которое повлечёт тебя к себе с неодолимой силой кармы. Сопротивляйся изо всех сил! Ад — это место, где черные дома, голые белые стены, черные дороги и бездонные пропасти. Там ты будешь страдать веками…

Бардо Тодол, тибетская Книга мёртвых

–3.

Так вот ты какая, вечность…

Цифры твои горят рубином: 00:00:04 — не меняясь уже много лет. И я знаю, что ещё не раз вспомню всё, что захочу, а что мне помнится лучше всего, вспомню сто и тысячу раз. Я стал подобен воннегутовскому Билли Пилигриму: могу перемещаться по своей жизни в любую точку. Вперёд и назад. И даже отходить — не слишком далеко — в стороны. Не слишком далеко — отчасти потому, что боюсь не найти обратной дороги… Разве что час зачатия я не помню. А может, и помню, просто не могу передать, как это было, — не придумано слов. А до смерти мне ещё далеко: когда станет 00:00:00 — и потом ещё сколько-то тысячелетий будет идти сюда пламенный фронт. Я не стану этого ждать, а просто возьму и вернусь куда-нибудь… ну, скажем, лет в шесть. Мы на рыбалке с отцом, этот пруд тогда казался мне огромным, а пятикопеечные карасики, которые водились в нём — настоящей рыбой. Стрекоза садится на перо поплавка, и поплавок медленно тонет… Две старые ивы, справа и слева от нас, с такой невероятной морщинистой корой, похожей на шкуру носорога, и вытоптанный кусок берега напротив: там к водопою гоняют деревенское стадо. Мы сидим с отцом рядом на доске и жуём бутерброды, запивая их сладким чаем из термоса.

Через год отец утонет — он, призовой пловец, утонет на мелком месте в двух шагах от берега, оступится в ямке, хлебнёт и мгновенно задохнётся: синкопическое утопление, так это называется. Спазм голосовых связок: они страшно натягиваются и перестают пропускать воздух. И мы на некоторое время останемся втроём: мать, Катька и я. Потом будет и другая жизнь, хуже, лучше — не знаю. Но другая.

Потом третья, четвёртая, пятая…

Пятая, кажется, стала последней. Зато она никогда не кончится.

Бесконечность жизни — это во-первых. Во-вторых — практическое всеведение.

Я могу вспомнить всё, все детали, вплоть до микроскопических, и как бы развернуть в уме панораму события, чтобы увидеть то, чего в момент самого события не видел или не успел заметить. Или успел, но не понял, что это такое. Или не захотел понять. Я могу быть бесстрастным, потому что мне уже всё равно.

В-третьих, я ничего не могу изменить, я не могу шевельнуться, сердце моё не бьётся, глаза не мигают. И даже цифры передо мной не меняются: 00:00:04. Бессмертие, всеведение, бессилие.