Читать «Меч и щит» онлайн - страница 233

— Великие Писатели вроде меня должны много пить — это вдохновляет. — И продолжил Повесть о Пивном Вампире: — И вот, не помню уж в который день, мне пришла светлая мысль: почему бы двум Великим Писателям не совершить возлияние в честь Бронзового Брюхоногого Моллюска — покровителя пишущих и читающих! И, нацедив из бочки кувшин пива, я направился с мыслью об этом в склеп, где стояла бочка с телом моего незабвенного друга.

Вспомнив о соавторе и собутыльнике, Примус всплакнул и снова осушил кружку.

— Ну, значит, вскрыл я бочку, гляжу — плавает он в ней, родимый, ну совсем как живой. Заплакал я тогда, вытащил его из бочки и спросил: «За Моллюска-то выпьешь?» А он возьми и рот раскрой. Ну я ему и опорожнил кружечку прямо в рот, тут он совсем ожил, кувшин отнял и еще хлебнул, так что и мне не осталось! Пришлось нам перебираться в винный погреб, где мы уже вдвоем продолжили поминки по нему. Мне это тогда совсем не казалось странным. Странным мне показалось другое — почему он теперь хлещет только пиво, ведь прежде, как я говорил, он уважал всякие напитки, даже рисовое вино джунгар, этих невежд, не знающих Великих Писателей. А тут — одно пиво. Но я к другу с расспросами не приставал, и мы весело провели ночь, распевая любимые песни. А наутро, когда я проснулся у пивной бочки, в погреб спустились слуги и домочадцы Магнуса и ну допытываться, что это я здесь делаю и с кем это я вчера ночью песни пел. Я им ответил совершенно правдиво, мол, поминаю друга, а вчера выпивал с ним за упокой его души и Брюхоногого Моллюска. А они обозвали меня пропойцей и паразитом и выкинули за дверь, а окошко в погребе замуровали. И теперь я вынужден пить за чудесное воскрешение моего друга в тавернах, а не в его доме. Но челяди и домочадцам Магнуса радости с того, что они меня прогнали, вышло мало: пиво-то в погребе стало пропадать, каждую ночь не меньше четырех ведер. Один слуга набрался храбрости посторожить там ночью, так наутро вылез оттуда совсем седой и пьяный. И болтал, будто видел, как покойный хозяин пробивал бочку с пивом во-от такими зубами и высасывал из нее ведрами пиво. Слугу, конечно, обозвали лгуном и выпороли, но пиво все исчезало, пока не иссякло совсем, а потом оно стало пропадать в соседних домах и тавернах, и там тоже иной раз видели покойного Максимиуса Магнуса с закрученными в спирали клыками и толстым брюхом. Я с тех пор еще пару раз встречал его, и мы вместе славно вышибали днища у бочек. Однако от писательской деятельности мой друг отошел — будем надеяться, лишь временно, — так что теперь во всей мировой литературе остался только один… как это звучит на койнэ? Ах да, мегалоф. Только один мегалоф — я.

Это обстоятельство его так опечалило, что он с горя выпил еще кружку.

— А в какой день умер и был погребен в бочке с пивом твой друг Николаус? — спросил у него Фланнери.

— В полнолуние, два месяца назад, — ответил заплетающимся языком слегка удивленный Примус.

— А в ночь, когда ты впервые выпил пива с покойным другом, тоже было полнолуние?

— Ну… наверно, я на небо не смотрел, но мне говорили, что иды дуодилиса как раз минули, так что полнолуние могло прийтись на ту ночь, когда мы совершали возлияние…