Читать «Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне» онлайн - страница 746
Федор Раззаков
— Не плачь, еще не время…
Мы едем в аэропорт. Твои стихи звучат во мне. Лед, о котором ты много раз говорил, давит нас, не дает нам сдвинуться с места. И я ничего не в силах сказать тебе, кроме банальных фраз: «Береги себя. Будь осторожен. Не делай глупостей. Сообщай о себе». Но сил у меня больше нет. Мы уже далеко друг от друга. Последний поцелуй, я медленно глажу тебя по небритой щеке — и эскалатор уносит тебя вверх. Мы смотрим друг на друга. Я даже наклоняюсь, чтобы увидеть, как ты исчезаешь. Ты в последний раз машешь мне рукой. Я больше не увижу тебя. Это конец…»
Между тем Высоцкий летит не в Москву, а в Бонн, где живет его давний приятель Роман Фрумзон. У него он проводит сутки, после чего наконец отправляется на родину. На Белорусском вокзале его встречали Оксана, Абдулов, Янклович и Шехтман (им позвонили из Бреста таможенники, с которыми Высоцкий в те часы выпивал и которым по пьяни раздарил многое из тех вещей, что вез из загранки). Высоцкий приехал «никакой». Проводник, выскочивший на перрон и заметивший встречающих, тут же затараторил: «Быстро-быстро, забирайте его». Они забрали.
Спустя несколько часов из Парижа позвонила Влади, чтобы узнать, как добрался до дома Высоцкий. В квартире была супруга Янкловича Барбара Немчик, которая даже не знала, что ответить. Пришлось соврать, что все нормально и Высоцкий в данный момент спит. Но спустя какое-то время Влади опять позвонила и потребовала, чтобы муж взял трубку. На этот раз с ней разговаривал Янклович, он тоже попытался что-то соврать, но Влади была непреклонна: «Пусть он возьмет трубку!» Трубку Высоцкий так и не взял. На следующий день они с Янкловичем отправились в Склиф за «лекарством». Вспоминает врач С. Щербаков:
«У нас был такой „предбанник“ — там стоял стол, за которым мы писали истории болезни, сюда же — в „предбанник“ — закатывали каталки. В ту ночь было полно больных. И вот открывается дверь, заходят Высоцкий и Янклович… Таким Высоцкого я никогда не видел. Он же всегда подтянутый, аккуратный, а тут… Небритый, помятый, неряшливо одетый — в полной депрессии.
Он вошел, сел на стул. Я — за столом, писал историю болезни. Высоцкий даже глаз не поднимал. Но раз приехал — ясно зачем. Но уже было лето восьмидесятого, приближалась Олимпиада, и мы знали, что нас «пасут»… И договорились: «Все, больше не даем!» И Высоцкий знал об этом. Я ему говорю:
— Володя — все. Мы же договорились, что — все.
— Стас, в последний раз.
— Нет, уходи. Валера, забирай его.
А у Высоцкого чуть ли не слезы на глазах… И тут бригада «взорвалась» на меня!
— Стас! Ты что! Зачем заставляешь человека унижаться?!
А я говорю:
— А-а… Что хотите, то и делайте.
Повернулся и ушел. Со мной вышел Валера Янклович. И пока ребята оказывали «помощь», он мне сказал, что Володя в подавленном состоянии, что его выгнала Марина… Да, Высоцкий сказал мне, уже вслед:
— Стас, это в последний раз…»