Читать «Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне» онлайн - страница 678

Зал Квинс-колледжа, который был рассчитан на 2600 зрителей, в тот вечер был заполнен до отказа (стоит отметить, что в этом же зале вскоре будут выступать еще два глашатая советского либерализма: Булат Окуджава и Евгений Евтушенко, причем на выступление первого придут 1600 зрителей, на второго… всего 260, что было закономерно: к тому времени среди евреев уже было широко распространено мнение, что этот поэт — стукач КГБ). Высоцкого пришли послушать представители трех русско-еврейских эмиграций, а также американцы. Вел концерт еврей американского происхождения Барри Рубин, он же переводил песни на английский язык (вернее, не переводил, а лишь передавал их краткое содержание). Всего в тот вечер Высоцкий исполнил 24 песни. Среди них: «Марафон», «Прыгун в высоту», «Милицейский протокол», «Инструкция перед поездкой за рубеж», «Письмо с Канатчиковой дачи» («Дорогая передача…»), «Кони привередливые», «Старый дом», «Моя цыганская», «Охота на волков» и др. Вот как вспоминают о том концерте очевидцы.

М. Поповский: «Зал в Квинс-колледже был переполнен. Мы с женой сидели в хороших рядах — где-то впереди. И вот что нас поразило — Высоцкий был какой-то мертвенный. Дело в том, что когда человек поет со сцены, то, кроме таланта его текста, его музыки и так далее, есть еще и талант исполнения. Талант исполнения предполагает присутствие человека в мелодии, он исполняет то, что он чувствует, что он думает, а этого не было. Я видел лицо отстраненное, бледное, и весь он был какой-то невыразительный. Пел он профессионально, но какое-то неблагополучие в этом лице и в этом облике для нас было…»

П. Вайль: «На концерте Высоцкий вел себя очень по-командному так: резко, жестко, без всякой любезности — и, по-моему, довольно сильно разочаровал публику, особенно на контрасте с Окуджавой, который официально выступал в Штатах с лекциями. Высоцкий был лапидарен очень: „Сейчас я вам сыграю песню…“, „Стоп“, — прекращал овации таким повелительным жестом и голосом. Но пел, как всегда, выкладываясь, насколько я знаю и слышал от других. Он в этом смысле не халтурил…»

Как видим, Петр Вайль не особенно лестно отзывается о Высоцком, что характерно: именно он (в соавторстве с Александром Генисом) написал за несколько месяцев до этих концертов статью о творчестве нашего героя под хлестким названием «Шампанское и палитура» (она была напечатана в Тель-Авиве). В ней, в частности, разбиралась песня «Старый дом» («Что за дом притих…») и писалось следующее:

«Нет здесь недомолвок, намеков, экивоков. Вот она, Россия-матушка. Докатилися.

Горькая, честно увиденная картина… Россия, увиденная русским, своим. Во всем русскоязычном, но многонациональном советском искусстве трудно найти человека с более «русской» душой, чем Высоцкий. На всем, что он делает (хоть и Гамлета в театре), стоит клеймо made in Russia. И как-то непонятно: хорошо или плохо — этот гипертрофированный, обнаженный и болезненный, как заусеница, «русизм» Высоцкого. Но понятно одно: Высоцкий — явление характернейшее. Мода на него приходила уже раз пять и ни разу не уходила.