Читать «Тень гоблина» онлайн - страница 85

— Да понял, — стараясь не выдать голосом оторопь, произнес Скураш. — Но Пужина я не знаю. Мы только однажды мельком встречались в кабинете мэра Ульянограда.

— Это не важно. Он вас знает. Удачи. Главное, настраивайте вашего бывшего начальника на позитив, — произнес голос и отключился.

«Вот дела!» — Малюта засновал по залу официальных делегаций. — Просто дурь какая-то! Почему не позвонила сама Победа? Может, здесь кроется какой-то подвох? — он принялся названивать Таниной, однако, все ее телефоны, включая мобильный, глухо молчали. — Да, пожалуй, и не стоит сегодня звонить опальной знакомой, говорят это дурная примета. Главное, успокоиться, Плавскому подобная перемена должна, по всей видимости, понравиться. Если я только не ошибаюсь, этот Пужин из чекистов, службу закончил не то майором, не то подполковником, и это в предстоящей встрече может сыграть весьма положительную роль. При всех раскладах генералу с полковником любых войск и служб будет разговаривать привычнее и легче, чем с занудным гражданским клерком, а уж тем более с государственной матроной. Вот это я понимаю — карьерный рост: подполковник, зам мэра, главный контролер, первый заместитель Главы администрации! Вот это растут люди! Выходит, не зря тебя сегодня с утра колотило, Скураш! Ну ничего, Пужин так Пужин. Нам, кривичам, один хрен.

Плавский прилетел вместе с Анной Александровной и Стариковым. Супруге губернатора был подан отдельный автомобиль, и она отправилась по своим делам. Пересадив одного из охранников в свою машину, Малюта устроился в «мерседесе» Плавского и, с трудом уняв волнение, стал докладывать резко изменившуюся обстановку.

— Так говоришь, «розовую дамочку» ушли? Может, это и хорошо. Баба у власти, да еще на регионах…

— Иван Павлович, может, это они специально к вашему приезду постарались, — воспользовавшись паузой, вставил Малюта, — для полного, так сказать, замирения? Надо же как-то восстанавливать с вами отношения, да и Администрацией сейчас управляет неглупый человек, по слухам, скоро может зятем Царя сделаться…

— Да причем здесь зять! — раздраженно выпалил сидевший рядом с шефом Стариков. — Здесь просто чья-то умная разводка. На самостоятельные игры такого масштаба ваш бывший коллега-журналист не способен, на какую должность его ни поставь. — В голосе Алексея Викторовича чувствовалась нескрываемая досада, видимо, что-то непоправимо рушилось в его заранее выстроенных схемах. И вдруг его словно осенило. — А что если это начало худшего варианта, Иван Павлович? Ваш заклятый друг вам давно звонил?

— Ты думаешь, это его игры? — насторожился Плавский.

— А кто его знает, только на связь с ним выйти стоит, и лучше до визита на Старую площадь.

Малюта напрягся каждой частицей своего естества, пытаясь не пропустить ни единого слова из этого, как ему казалось, очень важного разговора. За короткое время работы в Совете национальной стабильности, он только мельком соприкоснулся с тайными механизмами, приводящими в движение властные структуры. Как обычный, не ведающий никаких тайн гражданин, он по наивности еще до недавнего времени верил в существование некой высшей державной справедливости, которая непостижимым образом нисходит на властителей страны, и те, из обыкновенных смертных чудным образом превращаются в носителей и распорядителей народной воли, заступников и судей своих подданных. Народная вера в доброго и мудрого царя, комиссара, начальника, секретаря Политбюро и, наконец, президента продолжала жить в народе и преспокойно здравствовать. И не было в том ничего случайного и необычного, так как вера эта была замешана на такой гремучей смеси, что и черти и угодники посворачивали бы себе шеи. В основе вековой российской веры в светлого Царя лежало всё — и христианство, и язычество, и основы земледельческой общности, и древние цеховые традиции, и врожденный славянско-татарский коллективизм, и почти столетняя уравниловка, а, главное, звериная тоска по свободе и лучшей доле. Самое поразительное, что этот крутой замес никуда не исчез из душ людей. Тот древний и простецкий человек по-прежнему жив и, как тысячу лет назад, продолжает с тупым упрямством обожествлять государство и своего властителя, желая видеть в нем героя, жреца и жертву одновременно. И только окунувшись в темную бездну самой власти, испытав на своей собственной шкуре всю ее мерзость и подлость, человек прозревает, но это не приносит ему ни радости, ни счастья, ни достатка. Боль и безысходность поселяются в душе, страдания и муки совести сотрясают ее, а главное, начинает денно и нощно точить страх. Страх собственной несвободы и беззащитности.