Читать «Холопы» онлайн - страница 49

Валерий Николаевич Казаков

– Сар-мэнчик, чего ты, родной, расчокался? Да и брось ты свою дешевую феню, неприлично, ей-право. Что о нас твои гости могут подумать? И потом, на улице в торг пускаться не с руки, если ты, конечно, в лаврушники не переквалифицировался. Угостили бы бедную жертву свободы каким-никаким напитком, лучше, конечно, хорошим горным чаем. Я ведь, помню, чай у тебя отличный варят...

– Гопс, да это я – жертва, век свободы не видать! А чо, пошли, чифирнем по махонькой, – и уже отвернувшись, бросил кому-то через плечо: – Этих тоже покормите, только не шибко, а то в дурь попрут.

Енох хотел было что-то сказать, да слова сами собой застряли в горле. Недавняя подружка, даже не удостоив его взглядом и призывно покачивая бедрами, в обнимку с бандитом, направилась к причудливому терему, прилепленному к самой скале.

А толпа стала молча расходиться, унося раздражение и досаду по своим норам, где ее можно было сполна выместить на домочадцах и тех, кто послабее.

Удрученный наместник Наместника приуныл. Он совершенно не представлял себе, чего следует ожидать. Запахнув поплотнее сюртук, уселся на поросшую изумрудным мхом землю и обреченно прислонился спиной о плетеную изгородь овечьего загона. В голове блуждали тревожные мысли. Зябко поежившись от утренней прохлады, он полуприкрыл глаза. И тут его посетило странное чувство. Он отчетливо ощутил на себе чей-то взгляд.

Такое бывает с человеком в минуты опасности и сильного душевного напряжения, нечто звериное вылезает из глубин естества и заставляет жить особой, доселе не ведомой, чуткой жизнью. Обостряются обоняние, слух и зрение, мозг улавливает самые тонкие колебания приближающейся опасности, спина ощущает не только легкий ветерок чужого движения, но и чужой взгляд.

Почувствовав на себе этот взгляд, он почти тут же уловил, что в нем не таится никакой для него опасности, тут было что-то другое. Он медленно повернулся. Большие голубые глаза с любопытством смотрели на него, а шелковистые волосы редкого пепельного оттенка послушно струились по тонким, почти детским плечам. Енох вздрогнул: перед ним сидела та самая незнакомка, которую он дважды за последние сутки видел в странных, не похожих на прежние снах.

Их взгляды встретились, и теперь уже Маша, охнув, залилась краской смущения: перед ней сидел человек, манивший ее на сеновал в том странном, тревожном сне. Она понимала, что так смотреть на незнакомого мужчину неприлично, но ничего не могла с собой поделать, да и тот, кажется, тоже не в состоянии был вынырнуть из бездонной голубизны ее глаз.

Берия и Даша с удивлением наблюдали эту сцену. Особо вникать в то, что происходит, ни тому, ни другой не хотелось: каждого в этот момент мучили свои проблемы. Водителю, как обычно, до умопомрачения хотелось есть, а девичье сердце разрывалось от жалости: она представляла, как ее несчастного Юньку волокут пороть на конюшню.

12.

В имении Званской творился переполох, к тому же вся дворня была уже не по разу порота. Пропала хозяйкина дочь, всеобщая любимица Маша, и еще двое непутевых дворовых людей. Развратная, как выяснилось, Дашка («Это на нее, окаянную, я ангелочка своего понадеяла!» – причитала барыня) и Дашкин кобель Юнька. Барыне доложили все: и про сеновал, и про лестницу, которую сын конюха прилаживал вечор к барышниному окну, и про вестника старых богов, и про то, что в тайге ночью свара была, и про то, что к обеду у Змеиного Камня, верстах в десяти от истока Бел-реки, нашли пять оседланных лошадей, а всадников никаких обнаружено не было. Одним словом, страх да и только! И еще – собака завыла этой ночью, почитай, перед самым заходом луны. Какие-то нечистые дела творились в округе.