Читать «С Новым годом, адвокат!» онлайн - страница 14

Наталья Евгеньевна Борохова

– А у меня нет ни жены, ни детей, – бесхитростно признался Зорро. – И даже девушки нет, представляешь? Девчонки не любят таких, как я.

«Ну конечно, – все еще сердясь, подумала про себя Валя. – Ручаюсь, что в пяти километрах от его дома не осталось ни одной девственницы. «Девчонки таких не любят!» – передразнила она. – Вот ведь нахал!» Она с неприязнью взглянула в его красивые глаза.

– Не веришь? – спросил он.

– Ни капельки, – процедила она.

Тут он рванул на себе черный платок. Валентина знала, что это плохой знак: если бандит держит голову в чулке или под повязкой, значит, тем самым он демонстрирует, что жертву убивать не собирается. Вот почему строго не рекомендуется накидываться на бандита и срывать маску. Стоит только взглянуть в его личико – пиши пропало! Ему уже терять нечего.

Валентина даже зажмурила глаза. Странно, но удара по голове не последовало. Когда она осторожно разлепила веки, из ее горла вырвался истошный крик.

– Господи! Что это?

Зорро только покачал головой:

– Я же тебе говорил, а ты не верила. Ты такая же, как все!

Челюсть героя напоминала фрагмент маски. Верхняя губа оттопыривалась, так что можно было видеть зубы, которые Валентине казались сейчас похожими на клыки волка. На коже виднелись рубцы, должно быть, следы от перенесенных операций. Совершенный верх лица невообразимо контрастировал с отталкивающим низом. Его голова была словно слеплена из двух половин, принадлежащих разным людям: писаному красавцу и чудовищу из сказки. Валентине показалось, что незнакомец не сорвал с себя маску, а, наоборот, надел ее на себя.

– Но почему? – задала она, должно быть, не самый оригинальный вопрос.

– «Почему?» – передразнил ее Зорро. Теперь, когда он остался без платка, девушке хорошо стал слышен дефект его речи. Звуки казались смазанными, нечеткими, словно во рту молодого человека была каша. – «Почему? И за что это мне?» – так, должно быть, рассуждала и моя мамаша, когда увидела меня в первый раз на руках акушерки. Она была тогда очень молода, нетерпелива, и возникшее недоразумение показалось ей жуткой несправедливостью. Она не стала бороться за меня, бегать по врачам. Просто сдала в детский дом, посчитав, что через год вполне может позволить себе другого малыша, здорового и красивого, – он взглянул на Валентину. – Ты знаешь, я ведь ее никогда не видел. Не довелось. Она меня не навестила ни разу. Ей было неинтересно, жив я или умер. Она вычеркнула меня из жизни единым росчерком пера, поставив свою подпись на отказе от материнских прав. Она выбросила меня из своей жизни, но я не смог это сделать с ней. Я был слишком мал, и мне она снилась каждую ночь. Я видел белокурые локоны, красивое, задумчивое лицо, склонившееся над моей колыбелью, слышал мелодичный голос, чистый и звонкий, как вода из ручья. Может, она была брюнеткой. Я не знаю. Но в моей памяти она сохранилась именно такой, какой представлялась в детских грезах. Конечно, она не видела, как я захлебывался от плача, когда меня кормили, ведь пища, попадавшая в рот, выходила из носа. Она не слышала участливый голос санитарки: «Ох ты, сердешный! Кому ты будешь нужен со своей волчьей пастью? Хоть бы тебя уже Бог прибрал. Ведь намаешься…» Мне сделали операцию, и я смог нормально питаться, уже не пугая окружающих фонтанами из супа и каши. Но для полноценного лечения нужны были операции, бесконечные консультации у челюстно-лицевого хирурга, пластического хирурга, логопеда, отоларинголога. А кто стал бы возиться, чтобы подарить красоту безвестному малышу из детского дома? Привели в мало-мальски божеский вид – ну и ладно! Кому какая разница, что я неверно произношу звуки? Неужели детдомовец пойдет в дикторы или в артисты? Руки на месте – шагом марш на завод или на фабрику. Туда я и пошел. Но жить по-хорошему все равно не получалось. Девчонки шарахались от меня, как от огня.