Читать «Давайте напишем что-нибудь» онлайн - страница 63

Едва появившегося на свет младенца немедленно подвергали социализации: обряд социализации предполагал выжигание глаза спичкой и сопровождался соответствующим ритуальным наложением той или иной повязки. Что касается односторонней глухоты или односторонней утраты обоняния, то их оставляли на будущее, когда ребенок достигнет совершеннолетия. Впрочем, до совершеннолетия никто из детей пока не доживал – и не потому, что вымирал, а потому что описываемые события и произошли-то всего за несколько месяцев.

В конце этого срока из джунглей вышел человек в сильно изношенных трусах и прямо-таки оскорбил население племени красовавшими на измученном лице двумя глазами. Его чуть не подняли на смех и грех: только Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, носили здесь по два глаза каждый – притом, что заплывшие два глаза в сумме как бы все равно давали один.

Незваного гостя, как татарина, препроводили в покои.

– Откуда у Вас два глаза на лице? – строго, но справедливо спросил его Карл Иванович, внутренний эмигрант.

Вопрос поставил гостя в тупик, но он ответил как мог разумно:

– Я приехал издалека.

– Зачем ты приехал издалека? – тихо и злобно осведомилась Баба-с-Возу.

– Чтобы убить лично Вас. – Гость пристально взглянул на Бабу-с-Возу. – И еще лично Вас. – Тут он остановил оба глаза на Карле Ивановиче, внутреннем эмигранте.

Хозяева сжались в два сравнительно небольших, но исключительно крепких комка из плоти и крови.

– Чуете, кошки, чье мясо съели? – спросил гость и захохотал жутким смехом, как будто это персонально его мясо было съедено.

– Не чуем, – вопреки логике ответили кошки.

– Говнюки! – вдруг сказал гость, и в условиях жаркой Африки слово это резануло слух многим.

– Как резануло слух, не правда ли? – обратился Карл Иванович, внутренний эмигрант, к Бабе-с-Возу.

– Правда, – согласилась Баба-с-Возу. Потом взглянула на гостя и спросила: – Сколько ты хочешь?

– Все, – просто ответил тот. – Плюс чтоб вы оба немедленно сдохли.

– Выпейте африканского кофе, – предложил Карл Иванович, внутренний эмигрант и, чиркнув спичкой, зажег сухой пыльный гриб под кофейником.

Тут с гостем случилось ужасное: судорога легко пробежала по его членам, не миновав ни одного (а членов было великое множество), и дьявольский огонь зажегся в глазах (важно подчеркнуть, что в обоих). Из-за голой спины выхватил он маленький дамский пистолет, который, видимо, был засунут под резинку трусов, и метким выстрелом прострелил Карлу Ивановичу, внутреннему эмигранту, руку, чиркнувшую спичкой. Тот покатился по полу, воя, словно раненый в живот. На лице его застыл немой, как рыба, вопрос: «За что?»