Читать «Доктор Паскаль» онлайн - страница 172

Мысль о том, что он конченый человек, больше всего снедала Паскаля. Тоска по Клотильде, страдание оттого, что она ему больше не принадлежит, уверенность, что она больше никогда не будет принадлежать ему, с каждым днем усугубляли его скорбь, которая брала верх над всем. В работе Паскаль не нашел спасения, порой он ронял голову на начатую страницу и плакал часами, не имея мужества снова взяться за перо. Его упорство в труде, дни добровольного заточения приводили к ужасным ночам, ночам томительной бессонницы, когда он кусал простыню, чтобы не выкрикнуть имени Клотильды. В этом мрачном доме, где он жил затворником, она была повсюду. Она чудилась ему в каждой комнате, за каждой дверью, на каждом стуле. Когда он обедал внизу, в столовой, ему казалось, что она занимает место напротив него. В кабинете, наверху, она была по-прежнему его помощницей; она так долго прожила с ним здесь в уединении, что ее образ, казалось, запечатлелся на каждой вещи: Паскаль беспрестанно ощущал ее подле себя, он видел ее за конторкой, стройную, тонкую, склонившую над пастелью свою изящную головку. Он не пытался бежать от этого мучительного и сладостного наваждения, ибо заранее знал, что все равно встретит Клотильду повсюду; вот она грезит в саду на террасе, вот идет медленным шагом по дорожкам сосновой рощи или сидит в прохладной тени платанов, внимая неустанной песне источника, а иногда лежит в сумерках на току, устремив взгляд на небо в ожидании первых звезд. Но подлинным святилищем, обителью желания и горя, куда он входил с трепетом, была ее спальня, в которой она ему отдалась, где они спали вместе. С печального утра разлуки он хранил у себя ключ от спальни, где все осталось на прежнем месте, даже забытая ею юбка лежала на кресле. Здесь он ощущал Клотильду вплоть до ее дыхания, воздух и тот хранил аромат ее юности, словно запах духов. Паскаль как безумный раскрывал объятья навстречу призраку, который бродил за закрытыми ставнями в нежном полумраке комнаты, обитой стареньким ситцем цвета утренней зари. Он рыдал, глядя на мебель, целовал белье, вмятину на постели, где запечатлелись божественные контуры ее тела. Радость от пребывания здесь, тоска по Клотильде – эти страстные и противоречивые чувства до такой степени ослабляли его, что он не каждый день отваживался входить сюда и спал в своей холодной комнате, где во время бессонных ночей Клотильда не казалась ему такой близкой и живой.

У Паскаля, упорно занятого работой, была еще одна горькая радость – письма Клотильды. Она регулярно писала ему два раза в неделю длинные письма по восемь-десять страниц, в которых рассказывала о своей повседневной жизни. Как видно, ей было не очень сладко в Париже. Максим, больше не покидавший кресла, мучил ее капризами, присущими избалованным детям и больным; она жила отшельницей, ни на минуту не оставляя брата, даже не имела возможности подойти к окну, чтобы взглянуть на проспект, где бесконечными вереницами двигались роскошные экипажи, по направлению к Булонскому лесу и обратно; по некоторым фразам можно было понять, что Максим, который вечно боялся, как бы его не обманули, не обобрали, и нетерпеливо требовал приезда сестры, стал подозревать даже Клотильду, не доверял ей и возненавидел, как и всех, кто ему прислуживал. Она дважды видела отца – тот всегда был весел, по горло занят делами и служил ныне Республике, вознесшей его на вершину политического и финансового успеха. Саккар доверительно поведал ей, что бедняга Максим стал совершенно несносен, – у нее поистине много мужества, если она соглашается приносить себя в жертву. Понимая, что одной ей не справиться, он даже проявил любезность и на другой же день прислал племянницу своего парикмахера, молоденькую восемнадцатилетнюю девушку по имени Роза, ослепительную блондинку, скромницу на вид, которая помогала теперь ухаживать за больным. Впрочем, Клотильда не жаловалась, напротив, она старалась казаться спокойной, довольной, примирившейся с жизнью. Ее письма дышали бодростью, она не гневалась на Паскаля за их горькую разлуку, не взывала в отчаянии к его любви, не просила выписать ее обратно. Но он чувствовал между строк, что она трепещет от возмущения, тянется к нему всем существом, готова совершить безумство и вернуться сейчас же, по первому его слову.