Читать «Доктор Паскаль» онлайн - страница 153

Эмиль Золя

И так как Паскаль все еще не выпускал ее рук, у нее на глаза навернулись слезы, и она добавила столь же кротко, пытаясь улыбнуться:

– Не сжимай – мне очень больно!

Тогда он тоже расплакался, потрясенный до глубины души, исполненный бескрайней нежности.

– Я негодяй, если мог рассердиться из-за этого… Ты правильно сделала, ты не могла поступить иначе… Прости меня, но мне было так горько видеть тебя ограбленной… Дай же мне руки, твои бедные руки, и их полечу.

Он осторожно взял их и покрыл поцелуями: они казались ему еще прекраснее, чем обычно, тонкие, изящные, без единого кольца. Успокоенная и обрадованная Клотильда рассказала ему о своей затее, о том, как она доверилась во всем Мартине и как они вдвоем отправились к перекупщице, той самой, которая продала Паскалю лиф из старинных алансонских кружев. После тщательного осмотра драгоценностей и нескончаемых препирательств эта женщина дала за все шесть тысяч франков. Паскаль с трудом превозмог себя: шесть тысяч франков! Да ведь он заплатил за них больше чем втрое, по крайней мере – двадцать тысяч!

– Послушай, – сказал он наконец, – я беру эти деньги, потому что ты даришь их от всего сердца, но, условимся, они принадлежат тебе. Клянусь, я стану еще скупее Мартины и буду давать ей лишь по несколько су на самое необходимое. Деньги будут храниться для тебя в секретере, пока мне не удастся пополнить всю сумму и вернуть ее тебе.

Он сел, посадил ее к себе на колени и, все еще растроганный, крепко обнял. Потом, склонившись к ней, спросил шепотом:

– Ты продала все, все без исключения?

Не говоря ни слова, она слегка высвободилась из его объятий и привычным, полным прелести жестом опустила пальцы за воротник платья. Покраснев, она улыбнулась и вытащила наконец тоненькую цепочку, на которой светились молочно-белые звезды семи жемчужин; казалось, что она извлекла на свет частицу своей наготы, что вся прелесть ее тела воплотилась в этом чудесном ожерелье, которое она носила на груди, в сокровенной тайне. И тотчас же она опять спрятала его, скрыла от посторонних глаз.

Паскаль тоже покраснел и, охваченный огромной радостью, стал осыпать ее безумными поцелуями.

– Какая ты милая и как я тебя люблю!

Но с этого вечера воспоминание о проданных драгоценностях тяжестью легло на его сердце; он не мог без горечи смотреть на спрятанные в секретере деньги. Его угнетала близкая неминуемая нищета, но еще мучительнее была мысль о своих шестидесяти годах, ведь в этом возрасте он уже не способен создать счастливую жизнь для любимой женщины, – это было возвратом к тревожной действительности от обманувшей его мечты о вечной любви. Чувствуя себя стариком, он впадал в отчаянье, терзался угрызениями совести, бессильным гневом против себя самого, словно его душу тяготил какой-то дурной поступок.

И вдруг он словно прозрел. Однажды утром, когда он был один дома, пришло письмо со штемпелем Плассана; Паскаль долго рассматривал конверт, не узнавая почерка. Письмо было без подписи; с первых же строк он возмутился, чуть не разорвал его, но, весь дрожа, сел и дочитал до конца. Впрочем, письмо было безупречно вежливо. Осторожные гладкие фразы нанизывались одна на другую, словно в речи дипломата, единственная цель которого – убеждать. В письме приводилось множество веских доводов, ему пытались доказать, что скандал в Сулейяде слишком затянулся. Пусть даже страсть в какой-то мере оправдывала совершенную им ошибку, но человек в его возрасте и с его положением заслужит только презрение, если будет по-прежнему портить жизнь обманутой им молодой родственнице. Всем известно, какое влияние он имеет на нее, и можно даже предположить, что она видит особую доблесть в том, чтобы жертвовать собой ради него; но неужели он не понимает, она не может любить старика и чувствует к нему лишь сострадание и благодарность; давно пора освободить девушку от позорящих ее старческих объятий, ведь она теперь отверженная, не жена и не мать. И если он не может оставить ей хотя бы небольшое состояние, следует надеяться, – писал безымянный автор, – что Паскаль поступит как порядочный человек и, пока не поздно, найдет в себе силы расстаться с Клотильдой, дабы не мешать ее счастью. Письмо заканчивалось назидательным рассуждением о том, что дурное поведение всегда бывает наказано.