Читать «Закрой дверь за совой» онлайн - страница 169

Елена Ивановна Михалкова

– Ой! Сейчас приберу!

Сергей присел на корточки.

– Ничего страшного, – нетерпеливо сказала Одинцова. – Извините… Боюсь, мне скоро пора…

Следом произошло немыслимое. Инвалидная коляска вместе с сидящим в ней человеком взлетела в воздух. Всю свою силу Бабкин вложил в то, чтобы резко швырнуть ее, схватившись за нижнюю перекладину. От удара Ирму отбросило назад.

Три выстрела, один за другим, прорезали тишину. Илюшина оглушило. Он бросился к коляске, со страшным грохотом упавшей на пол, схватил старика и потащил за диван. Над его ухом залихватски свистнул хлыст, и тотчас со звоном осыпалось стекло.

– Лежать! – дико заорал Сергей.

Макар запоздало понял, что только что избежал пули. Он послушно упал на пол. В ушах у него гудело, он чувствовал себя так, будто голову сунули под колокол. Крики, снова грохот, короткий вопль Бабкина – и стало тихо.

– Серега! – позвал Илюшин и не услышал собственного голоса.

Он поднял голову, ожидая увидеть нацеленное на него пистолетное дуло. Но увидел в двух шагах от себя Бабкина, который прижимал к полу Елену Одинцову, заломив ей руку за спину.

– Макар! Пистолет возьми! Макар!

Илюшин встал, поднял оружие и помотал головой. Бабкин вздохнул и выпрямился.

– Ты что? – опешил Макар. – Держи ее!

– Не ори.

– Что?

– Она без сознания, я ее вырубил. Без сознания, говорю! Тебя что, оглушило?

Макар с силой прижал пальцы к ушам, и колокол вдруг затих.

– Господи, я чуть не…

– Ты цел? Цел?

Бабкин ощупал слабо сопротивлявшегося Илюшина с ног до головы и облегченно выдохнул.

– Вот же бешеная сука! Три пули в потолке, одна в окне. Надеюсь, на улице никого не убило. А Гройс-то как? Вот смешно будет, если у него сердчишко не выдержало всей этой пальбы.

– Мне бы твое чувство юмора, – сказал Илюшин.

Пока Бабкин связывал руки неподвижно лежащей Одинцовой, Макар заглянул за диван и остановился, пораженный открывшейся ему картиной.

Старик, живой и невредимый, сидел, прислонившись к стене. К себе он крепко прижимал перепуганного до смерти пса.

– Здрасьте, Михаил Степанович, – сказал Илюшин. – Вы зачем собачку мучаете?

Гройс медленно стащил с головы платок, провел им по губам, стирая помаду. Затем поднял на Илюшина воспаленные глаза.

– Моя собачка, – хрипло сказал он. – Что хочу, то и делаю.

В яблонях пел соловей, откуда-то издалека доносился шум трамвая, и мужской голос на балконе третьего этажа убеждал Люсю, что она изменщица. Невидимая Люся вяло отругивалась.

Сема встал, прикрыл створку. Соловей, Люся и сердитый влюбленный пропали.

За окном стояла ночь, такая густая, что ее можно было разливать в банки из-под варенья. В нем бы плавали засахарившиеся звезды.

Михаил Гройс сидел в кресле, с бокалом коньяка в одной руке и долькой лимона на блюдечке в другой. У его ног лежал, положив голову на ботинок Гройса, криволапый черный пес.

– За вас, друзья мои! – Верман поднял свой бокал.

– За вас! – сипло повторил старик.

– За счастливое завершение дела!

Верман, Сема и Гройс чокнулись с Илюшиным и Бабкиным.

– А теперь рассказывайте, – сказал Моня. – Рассказывайте от начала до конца. Я хочу слушать это как песню, как поэму, как легенду, дьявол меня разбери, потому что это ваше лучшее дело!