Читать «Я тебя отпускаю» онлайн - страница 116

Вышли на крыльцо, и, завороженная, Рина подумала: «Господи, погода-то какая! И не поверишь, что вторая половина октября!»

Даже в девятом часу было солнечно и тепло, градусов восемнадцать, не меньше. Казалось, осень передумала и отступила – зазеленел лес, и даже поле не казалось теперь заброшенным, грустным, пустым и грязно-желтым. Теперь оно светилось нежно-золотистым светом, словно присыпанное луковой шелухой. И речка, пару дней назад тускло-серая, с холодным металлическим отливом, теперь была серебристой, густо-синей, проснувшейся. Большеголовые пестрые георгины приосанились, приподняв тяжелые, готовые недавно осыпаться пестрые головы.

Рина зажмурилась и расстегнула куртку – ничего себе, а?

Валентина, видя ее удивление, грустно улыбнулась:

– Бывает. Бывает, и ноябрь стоит теплым, почти бездождливым, – южное направление. В иной год Саня еще в октябре ходил на реку, купался.

Валентина отвернулась и громко сглотнула.

И тут лихо подъехал Пашка, резко и громко затормозил и победно глянул на Рину.

Та с раздражением подумала: «Чуть забор не снес, болван. Мачо, блин. Выпендривается».

По дороге спешила Нина. Следом ковыляли Бахоткины, Лена и Ваня, ближние соседи. Лена держала в руках большой букет сиреневых астр. Пашка курил, прислонившись к капоту, и бросал загадочные взгляды на Рину.

«Чистый идиот, – подумала она. – Ополоумел, добрый молодец, первый парень на деревне! А что, завидный жених – собственный дом, собственный «пазик». Синие глаза и соломенный чуб. Короче, девки стонут и тащатся. Женишок-сиделец. А что, нормально, подходящая пара для безработной».

Тронулись. Пашка все так же залихватски поглядывал на Рину в зеркало.

Сначала ехали молча, с тревогой поглядывая на застывшую Валентину.

Ну а потом устали молчать и принялись перешептываться. Краем уха Рина улавливала все те же разговоры – печали о завалившемся заборе или сарае, беспробудное пьянство пастуха с гордым именем Аркадий. Конечно, звали его Аркашка-алкашка, какой уж там Аркадий! Снова что-то про непокорных и вредных невесток, никчемушных зятьев, капризных стариков, плохой урожай помидоров. И тут же начиналось хвастовство, сколько и чего кто закрыл, – Рина догадалась, что это про запасы.

Только Валентина участия в разговорах не принимала. Ну и Рина, конечно, тоже. У ворот погоста уже виднелась машина Михаила. У машины, затянутая в блестящий кожаный плащ, сняв темные очки и подставив лицо солнцу, гордо, как монумент, стояла важная Антонина.

– Загорает! – почему-то с осуждением зашептались бабы. Стало понятно, что богатую и успешную Тоньку местные не любили.

Сдержанно поздоровались и пошли «на место».

Снова шли гуськом, виляя по узкой тропинке вдоль уже знакомых могил, и Рина, удивляясь себе, отмечала: Витенька Глазов, четырех лет. Анна Ивановна Глагольева, упокоилась с миром в пятьдесят шестом, восьмидесяти лет от роду. Алла Базаркина, тридцати лет. Трагически погибла. Алла Базаркина с фотографии на памятнике из серого гранита смотрела задорно и вызывающе. Казалось, вот-вот, и она покажет язык. «Красивая, – подумала Рина, – и в таком возрасте, господи…» На минуту она затормозила, разглядывая полное, красивое лицо.