Читать «Я буду всегда с тобой» онлайн - страница 83

Александр Васильевич Етоев

Хоменков устал это слышать. И Темняка он видеть устал. Ему хотелось к китайским розам, и эти двое ему мешали.

В одной руке Темняк держал молоток, тот самый, ещё горячий, в мелкой крошке от убиенной им красоты земной, на ладони другой руки лежала кверху лапками муха. Она вертелась, как детская игрушечная машинка, перевёрнутая кабиной вниз, и Темняк смотрел на её старания с такою же пустотой в глазах, как тогда, в мастерской скульптора.

Хоменкова обдало страхом, он вспомнил эту жуткую сцену, когда Темняк пустыми глазами вглядывается в лицо ангела, молчит с секунду и вырывает из бороды волос. Этот, говорит, я от мамы прирастил, – и бьёт молотком по крыльям, по вьющимся кудрям на голове, по улыбке, по складкам тела, пока плоть не обращается в прах. «А вот этот вот от отца», – он вырывает волос, и следующая скульптура – женская – рушится под его ударом.

Муха продолжает вертеться на плоской, в тёмных шрамах ладони, а из дыры, проделанной в двери, смотрит на Хоменкова не Собакарь, смотрит мёртвая голова рыбы с красными обводами вокруг глаз.

– Как же такое могло случиться? Мерзавцы, право слово, мерзавцы! Это надо же – поднять руку на красоту! – Илья Николаевич Казорин нервничал и ходил по кругу. – Это ж шум, это ж грохот, ума не приложу, неужели никто не слышал?

– Утро, никого не было, – отвечал ему одышливо Ливенштольц, качая головой и оценивая глазами масштаб разрухи, царящей в мастерской скульптора. – В милицию надо сообщить, такое безобразие безнаказанным оставить нельзя.

– И в органы, – подхватил Казорин. – Дело-то политическое. Вы же сталинский лауреат как-никак, это ж покушение на святыню.

– Я себя святым не считаю, – поморщился Степан Дмитриевич. – И ни в милицию, ни в органы заявлять не стану. Это как судьба, кто-то даёт мне знак поскорее перебираться в другое место, сменить небо над головой. Работ жалко, некоторые мне нравились. Но что случилось, то случилось, их уже не вернёшь. Слава богу, не все порушены.

– Степан Дмитриевич, дорогой, дело не в судьбе и не в знаках. Сегодня эти мерзавцы… или мерзавец… уничтожил ваши скульптуры, а завтра он… или они… покусятся на самое святое. – Казорин вспомнил происшествие в зале, как он телом прикрывал предательский мазок краски на мундире верховного, и ему сделалось зябко.

«Вот гадство! – думал он про себя, тихо думал, чтобы не услышал лауреат. – Навязался на мою голову этот чёрт. Не к добру, ох, чувствую, не к добру! И это ещё теперь…» – Он озирал несчастливым взглядом то, что осталось после набега варваров… или варвара? Хотелось сплюнуть, но не прилюдно же, хотя плюй – не хочу, в мастерской мусору были кучи.

В мозгу Казорина ещё не сошёл нагар от долгого разговора в кабинете первого секретаря окружкома партии. Вместо Гулина за секретарским столом сидел капитан Медведев, очкастый начальник райотдела ГБ, и ел его двояковыпуклыми глазами. В районе Медведев был знаменит своей беспощадной бдительностью. В позапрошлом тире́ прошлом 1941–1942 году он разоблачил две туземные контрреволюционные банды, сконцентрированные в двух стойбищах на Ямале – Салиндера Тявака и Яптика Сатока. Помог ему в этом Езанги Манс, нынешний председатель колхоза «Красный октябрь». Непонятно, правда, «банды» были бандами или нет, но в отчётах именовались так. Ходили слухи, Казорин знал, что тщедушный Езанги Манс сам пришёл в райотдел ГБ и пожаловался на Салиндера Тявака, забравшего за долги его оленей и чум. То же, но годом позже, произошло с Яптиком Сатоком, Езанги у него числился в должниках. Езанги прирос оленями и должностью колхозного председателя, а Медведев из старшего лейтенанта за особые заслуги перед народом пророс в капитаны.