Читать «Я буду всегда с тобой» онлайн - страница 163

– Стрелял он в нашего постового. Тамгу, стрелявши, пулями на дереве изобразил. Знаешь, что такое тамга? Наш старшина Ведерников по личному моему… да, моему приказу доставил этого туземца сюда. Здесь он сидит, в карцере. За ним должны из Салехарда приехать, ждём вот. Начальство в Салехарде считает, что этот твой Ванюта Ненянг активный деятель мандалады… Мало?

– Много, но глупо как-то. Если он стрелял в постового, то зачем ему было изображать тамгу? И зачем он вообще стрелял? Глупо, право, не верю я во всё это…

– Пинай, скажи… – попросил Тимофей Васильевич.

Хохотуев встал почему-то. Встал, на Степана Дмитриевича глянул, огладил лицо своё, посмотрел на Тимофея Васильевича, начал:

– Не знаю я… Ведерников, старшина, совсем стал никакой. Спрашиваю его я: «Серёжа, ты же вылечился вроде бы от этой твоей болезни, меряченья этого твоего, тебя ж с дерева когда сняли, ты ж сказал „Извините, нет, не могу более“, а тут является он ко мне трезвый, а сам на человека едва ль похож, нервный, чёрный, щека дёргается, левая, правая тоже, меньше, я ему: «Серёжа, ты что, ты как?!» А он мне – в рыло, больно причём, и говорит при этом: «Ты, – говорит, – Пинай Назарович, поди к Телячелову, скажи Телячелову, что ты, Телячелов, – говорит, – сука ты, – говорит, – Телячелов, сволочь ты Телячелов», – говорит. Правда, этими вот словами, не вру, хоть печень мою пожри зубами… И рассказал старшина Ведерников, как всё было…

– Боюсь собак, смерти боюсь, с крутой горки боюсь скатиться, больше ничего не боюсь, – ответил Тимофей Васильевич Хохотуеву. – Мы с Окой Городовиковым, когда отмечали пятисотлетие калмыцкого народного эпоса «Джангар», перед войной, в тысяча девятьсот сороковом году, поспорили с писателем Хероныкыным, такого знаешь?.. – спросил у Степана Дмитриевича Тимофей Васильевич.

Такого Степан Дмитриевич не знал.

– Поспорили мы с ним по причине… не помню уже, почему поспорили… Ты, Пинай Назарыч, про зуб ему расскажи… Про зуб – это важно, про зуб-то…

– Про зуб-то, да, – сказал Хохотуев, – важно. Про зуб, да, рассажу.

Пинай рассказал про зуб.

Степан Дмитриевич ничего не понял. Какие-то тридевятые небеса из ненецких народных сказок. Но кивал, будто бы понимая.

– Бери Ведерникова, – сказал Пинаю комдив, – бери туземца, скажешь… это я сам скажу, это пока я трезв, под мою ответственность, и двигай к этим, которые зубами интересуются… С ними строго – без дна чтобы, без пощады… А Телячелов?.. Не знаю… Ага, Телячелов… А?.. Телячелов? Ну, Телячелов, ну – ага…

Голова Тимофея Васильевича грустно склонилась к блюду. Раки поначалу смутились, а когда усы Дымобыкова заскребли о фарфоровую поверхность, в рачьем царстве настало счастье.

Глава 20

– В Африке, говорят, такие есть лагеря, где охрана ходит за тобой с опахалами и обдаёт тебя этими опахалами, чтобы тело у тебя не потело. У нас не то… – сказал Хохотуев, щурясь от полдневного солнца. – Опахалами, мать-и-мать! Ведерников, старшина, ты «опахалы», слово такое знаешь?