Читать «Я буду всегда с тобой» онлайн - страница 145
Александр Васильевич Етоев
Для матча нужно было много чего. Фуфайки, бутсы, гетры, вратарские перчатки, наколенники, налокотники, трусы, стёганные по бокам и в шагу…
Младостин ходил в отгородке и нужное откладывал в кучки.
Хохотуев ходил за ним и отвлекал его неделовыми беседами.
– Я бы на вашем месте назвал команды по-своему. Вашу я назвал бы «Хвосты», другую назвал «Хранилища». От хвостохранилища потому что. Как команду назови, так она, слава радио, и сыграет. Твой «Спартак», к примеру, возьмём. Кто был этот Спартак? Раб. Что такое хвосты? Отходы радиевого производства. Кто ты? Кто я? Те же, считай, отходы. А охранники – те хранилища. Они себя от нас охраняют.
– А «Динамо»? – спросил Младостин-старший.
– Что «Динамо»? Оно динамит. Ударение на втором слоге. Если на последнем, то очень взрывоопасно.
Старостин прикидывал бутсы, морща лоб и вспоминая размер ноги своих игроков. Пару отложил лишних, на всякий случай.
– Ты мне, Коля, скажи, это правда, что у тебя на правой ноге череп нарисован с костями и синяя наколка «Смертельно!»?
– Шутят, – улыбнулся спартаковец, – я не электрический столб.
Младостин отложил фуфайки, спартаковские, настоящие, цвета родного флага с белой полосой на груди. Рядом положил гетры с аккуратной красно-белой полоской. Придирчиво отобрал трусы.
Хохотуев не удержался:
– А знаешь, товарищ дорогой, почему твой непобедимый «Спартак» продул в четвертьфинале Кубка Москвы? А перед войной в чемпионате СССР откинулся на третье место?
– Почему же? Интересный вопрос.
– Всё просто. Как сменили белые трусы на чёрные, так и пошла непруха. Сила футболиста в трусах. В белых трусах в тридцать девятом году кубок СССР взяли? Взяли. Чемпионат выиграли? Выиграли, первое место ваше. А в чёрных вас даже Жмельков не спас, на что был великий гольман.
– Почему «был»? Он вроде вполне живой.
– Так, говорят, был скандал, когда его в сороковом к себе ЦДКА взял. Армейцы потом Жмелькова куда-то в воинскую часть сунули, чтоб не светился, воюет сейчас небось, родину защищает. А Хома? Что про Хому скажешь? Говорят, что он, когда играл в дворовой команде, сестрёнку заворачивал в одеяло и вместо штанги на землю клал. Она спала, а Хома стоял, и под ту руку, где сестрёнка лежала, забить было невозможно ну никому: сестрёнка – это святое.
– Может, врут, а может, не врут. Я с Хомичем не играл, он за «Пищевик» выступал.
– А в ворота кого поставишь? Акимова Толю? Понял, понял, прости дурака за то, что глупость сморозил. Конечно Толю, кого ещё? А на другие, будь моя воля, я поставил бы бывшего «красного дьяволёнка», а теперь считай что уже и дьявола товарища эфиопа Тома Джексона Кадора Иваныча Бен-Салиба, чтобы рожей своей африканской ваших форвардов и беков пугал, слава радио.
Степан Дмитриевич открыл дверь клуба и вздрогнул.
Клубную сцену было не узнать. Из предметов неколебимых по своей сути остались два: портрет Сталина и транспарант с лозунгом «Радий – родине». Остальное было заставлено фанерными треугольниками, кубами, плоскими человеческими фигурами, крашенными в чёрный и белый. Сверху свисали на лохматых верёвках какие-то тряпичные груши, а может быть, огурцы, но сильно увеличенные в размерах и почему-то розовые.