Читать «Я буду всегда с тобой» онлайн - страница 136

Александр Васильевич Етоев

Ведерникова вывели бы собаки, в какую бы гибельную трясину ни заманила его подлая тундра. А в демонов не верил он, как и в Бога.

Уже несколько тягучих часов старшина мотался бестолково по тундре, отдаляя, отдаляя и отдаляя своё позорное возвращение в часть. Аэронарты обогнули пригорок, и собаки погнали дальше, держа путь на тёмную вертикаль, поднимавшуюся над зелёной горизонталью, на оазис из древесных стволов, странно загнутых на одну сторону и нарушающих привычный порядок. Чем ближе они к нему подъезжали, тем сильнее бил старшине по лёгким удушающий запах смрада. Ведерников уже думал, не отвернуть ли в сторону, но тут его посетила мысль: а вдруг туземец именно там, прикрывается мерзким запахом, этаким колпаком из вони? Он погладил рукой винтовку и погнал упряжку на запах.

Зрелище его поразило. У костра на краю леска сидели два уродливых чёрта, какие-то злодеи из Лукоморья, вроде местные, вроде тундровые, одетые в нищенские лохмотья, только без оленей и нарт. Ведерников посмотрел на лес, прореженный и просвечивающий насквозь, но в широких просветах между деревьями не обнаружил ни оленьей упряжки, ни товарищей двух этих страшил.

Один, пониже, тёмный лицом, с торчащей клочьями, как будто крашеной бородёнкой, наполнил воздух утробным кашлем – то ли прочищал лёгкие, то ли болел чахоткой. Второй, подбитый его примером, закашлял тоже, утробно и с хрипотцой.

Ведерников молчал выжидающе, не вылезая из своей крепости на полозьях, а эти двое всё кашляли, переглядываясь, и косили глазами на старшину. Потом они перестали кашлять, и тот, что был с собачьим лицом, бесноглазый и какой-то весь перекошенный, заулыбался и сказал старшине:

– Наш, наш, вылезай, помнишь? Помнишь, помнишь, ку́ли мо́бо, сюда иди.

И старшина вспомнил. Это были те двое из снов-кошмаров, мучавших его ночами в больничке. Там была ещё какая-то рыба и эти вот нечеловеческие слова, которые ему повторили только что. Они уговаривали его отрезать у замполита голову, и, кажется, он её отрезал, и голова Телячелова смеялась и говорила ему что-то такое, о чём он уже забыл.

– Ага, вспомнил, гьюлитолы́гл? Иди отведай нашего чифирку.

Старшина вылез на сырой мох, карабин остался на сиденье в кабине.

«Удивительно, – подумал Ведерников, – что собаки ни лаем, ни рыком не встретили появление чужаков. Как будто это не люди вовсе, а что-то вроде дерева или камня, что-то мёртвое и только кажущееся живым».

Он стоял на заболоченной почве и чувствовал, как земля под ногами начинает медленно прогибаться, засасывая его в себя. Сапоги увязли почти по щиколотку, нужно было либо идти вперёд, либо возвращаться в кабину. Он выдернул сапоги из болота и захлюпал к этим двоим чертям.

– Наш, – сказал чёрт собачий.

– Ваш? – переспросил старшина, потому что сказавший «наш» это слово не проговорил, а прокашлял.

– Наш, – согласившись с собачьим чёртом, утвердил чёрт мелкий, пестробородый.

– Ваш? – переспросил старшина, словно перепроверял правду.

Он вдруг понял, что понимает их речь, этот кашель, эту дохлятину, эту со слюнями и смрадом исходящую от них силу – опасную силу, страшную, чужую и почему-то близкую.