Читать «Вся жизнь» онлайн - страница 39

Вернувшись из России, Эггер в тот же день направился в лагерь строительной фирмы «Биттерман и сыновья». Спроси он у кого-нибудь заранее, как поживает фирма, идти никуда бы не пришлось. Бараки исчезли. Лагерь опустел. Только кое-где остатки бетона да поросшие сорной травой деревянные балки теперь указывали на то, что прежде тут работали и жили люди. Там, где сидел за письменным столом прокурист, ныне распустились белые цветочки.

В деревне Эггер узнал, что фирма обанкротилась вскоре после войны. За год до того оставшихся рабочих перебросили на производство оружия вместо производства стальных несущих конструкций и двойных лебедок, так как фирма откликнулась на отчаянный призыв родины о помощи. Старик Биттерман слыл ярым патриотом, еще в Первую мировую он потерял руку до локтя и осколок правой скулы на Западном фронте, а сейчас ставил прежде всего на производство карабинов и шариковых шарниров для штурмовых орудий. Шарниры получались качественными, но одна из частей магазина ломалась при нагреве, что повлекло за собой ужасающие последствия на фронте, и в конце концов старик Биттерман пришел к выводу, что на нем лежит немалая вина за то, что война была проиграна. Он застрелился в лесу за домом, для надежности взяв старое охотничье ружье своего отца. Лесник нашел его тело под заросшей дикой яблоней, из раздробленного черепа торчала металлическая пластина с гравировкой 23.11.1917.

Строительством и обслуживанием канатных дорог теперь занимались другие компании, но куда бы Эггер ни обращался – ему везде отказывали. Мол, он больше не подходит для такой работы. После войны прошло немного лет, но все же достаточно, чтобы от старых технологий в строительстве успели отказаться, и для такого, как он, к сожалению, нет места в мире современного транспорта.

Вечерами Андреас Эггер сидел на краю кровати и рассматривал свои руки. Они лежали на коленях, тяжелые и темные, как болотная грязь. И кожа задубелая, растрескавшаяся, будто звериная лапа. О годах, проведенных среди скал и в лесу, напоминали шрамы – каждый из них, если Эггеру удавалось вспомнить конкретный случай, мог рассказать о неудаче, старании или успехе. После той ночи, когда он руками раскапывал снег в поисках Мари, ногти его покрылись трещинами, а по краям стали врастать в кожу. Ноготь на одном большом пальце совсем почернел, в центре виднелась впадинка. Поднеся руки близко к лицу, Эггер разглядывал кожу на тыльной стороне ладоней, она выглядела как помятое льняное полотно. На кончиках пальцев – мозоли, на костяшках – шишки. В ранках и морщинках застряла грязь, которую не отмоешь ни щеткой для лошадей, ни хозяйственным мылом. Под кожей виднелись выступающие вены, а поднеся руки к окну, к сумеречному свету, Эггер увидел, что они слегка дрожат. «Руки старика», – подумал он, снова положив их на колени.

Некоторое время Эггер жил на денежное пособие, которое платили тем, кто вернулся с войны. Но этих денег хватало только на самое необходимое, и Эггер понял, что придется ему, как в юности, браться за любую случайную работу. Как и тогда, он ползал в погребах и на сеновалах, разгружал мешки с картошкой, надрывался в поле или убирал навоз в оставшихся хлевах и свинарниках. Он по-прежнему не отставал от других, более молодых работников, а иногда и вовсе взваливал на спину внушительные связки сена высотой метров до трех и медленно, шатаясь, поднимался по отвесному кормовому лугу. Его кривая нога к тому времени почти утратила чувствительность в области колена, и стоило Эггеру повернуть голову хоть на сантиметр, как он тут же ощущал в шее острую боль, раскаленной нитью тянущуюся до кончиков пальцев – из-за этой боли засыпал он, только неподвижно лежа на спине.