Читать «В осажденном городе» онлайн - страница 226

Василий Степанович Стенькин

— Этот немного знает по-русски, вместе с вами воевал против германцев в первую мировую войну, — проговорил лейтенант, указав на седого майора.

Тот заметил обращенные на него взгляды, подошел к Борису Константиновичу и представился:

— Майор Пашов. Здравствуйте, господин майор! — проговорил он с большим акцентом.

— У вас русская фамилия? — спросил Поль.

— Нет, я руманяшты.

Оказалось, что майор знает лишь несколько русских слов, но его спокойствие и открытое лицо внушали доверие и симпатию. Его также включили в число отобранных для допроса старших офицеров.

В одной группе военнопленных Поль услышал беседу двух солдат, в которой прорывались русские слова, произносимые довольно чисто.

— Кто такие? — спросил Поль.

— Это русские, — ответил лейтенант. — Раньше русских не брали в румынскую армию, а с лета этого года призывают.

— Как призывают? На оккупированной территории, что ли? — удивился Поль.

— Нет.

Лейтенант рассказал: на черноморском побережье Румынии есть несколько русских поселений. Какие-то сектанты, молокане или староверы, переселились туда, кажется, еще при Петре Первом, спасаясь от преследований за свои религиозные убеждения.

Борис Константинович пытался поговорить с солдатами, но те плохо понимали его. Они разговаривали на каком-то древнерусском наречии и не знали современного русского языка.

Несмотря на это, Поль взял одного из солдат, который показался ему более развитым, в качестве запасного или контрольного переводчика.

Всех отобранных доставили в Ленинск и разместили во дворе райотдела НКВД, там была полевая кухня, и румынские офицеры быстро включились в работу: чистили картошку и рыбу, мыли посуду, пилили и кололи дрова, готовили себе еду. Эти солдатские обязанности, видимо, не смущали подполковников и майоров: они шутили, смеялись и козыряли любому русскому человеку, входившему во двор. «Колонели» были освобождены от дежурства по кухне.

Допросы шли медленно: переводчик Белик слабо знал румынский язык, часто вставал в тупик, а солдат оказался вообще непригодным для этой цели — ни по-русски, ни по-румынски не знал политические, экономические, военные и технические термины.

Однако выход был найден: подготовили и раздали офицерам вопросник на румынском языке. Каждому офицеру дали бумагу и ручку, рассадили их по три-четыре человека в комнате под наблюдением оперативного работника. Переговариваться пленным было запрещено. Все они добровольно и, надо сказать, откровенно отвечали на поставленные вопросы. Лишь офицеры разведывательной и контрразведывательной служб вначале пытались скрыть правду, но потом и они, боясь потерять доверие со стороны допрашивающих, стали писать откровенно, некоторые даже изъявляли желание вести нужную русским работу в румынских войсках. Их передали в распоряжение разведотдела фронта.

Офицеры охотно рассказывали о том, что война не пользуется популярностью у румынского народа, что рядовые члены царанистской и либеральной партий находятся в пассивной оппозиции к фашистскому режиму Антонеску.

Те, кто недавно побывал на родине, сообщили: нефтяная промышленность сильно разрушена советской и союзной авиацией, на промыслах бушуют пожары, Румыния испытывает острую нужду в нефтепродуктах. Большой урон бомбежки наносят заводам, выпускающим вооружение и боеприпасы. Моральный дух не только солдат, но и офицеров сильно подавлен.