Читать «В осажденном городе» онлайн - страница 213

Василий Степанович Стенькин

После семилетки Саша поступил в сапожную мастерскую промартели имени Шаумяна. Способного ученика заметил пожилой закройщик и начал обучать своему ремеслу. Прошло чуть больше года, и ученик так освоил профессию закройщика, что своими предложениями и советами нередко ставил в тупик опытного мастера. «А ведь верно, так лучше», — соглашался тот после недолгих размышлений.

Саша завел альбом, в котором искусно рисовал красками модели мужской и женской обуви: сапоги и сапожки (хотя в те времена женщины, кажется, еще не носили сапожек), ботинки и туфли разных фасонов; они отличались цветом и узорной отделкой верха, пряжками и кнопочками, каблуками и носками — словом, ни одна пара не была похожа на другую.

И наверное, Саша Филиппов достиг бы полного совершенства в любимом деле. Но в начале августа, когда фашисты ступили на сталинградскую землю, Саша пошел в райвоенкомат и попросил зачислить его добровольцем в Красную Армию. Просьбу отклонили, сказали, что надо немного подрасти: внешне он выглядел моложе своих лет.

В управлении НКВД, куда он обратился с заявлением, его поддержали, рассудив так: где не пройдет незамеченным взрослый человек, там ящерицей прошмыгнет этот смекалистый и бесстрашный юноша.

Деревню Дубовый Овраг выбрали не случайно: там жили родители его друга, Федора Ельцова, и Саша раньше бывал у них.

Лейтенант госбезопасности Ашихманов заранее договорился с Ельцовыми о том, чтобы Саша временно пожил у них. Вскоре вся деревня знала: к Ельцовым приехал из города паренек с печальной вестью об их сыне Федоре, который ранен осколком и находится в больнице в тяжелом состоянии. В тот же день немцы вступили в Дубовый Овраг, и парень застрял здесь, печалится, что в артели, где он работал, сочтут за дезертира с трудового фронта. Парень совестливый, не хочет быть нахлебником у Ельцовых, вот и сапожничает, зарабатывает свой кусок. На его счастье, у хозяев дома нашелся сапожный инструмент; о том, что все это было заранее приготовлено, конечно, никто не догадывался.

Шли и пылили немецкие танки, коричневая пыль оседала на пожухлых листьях акации, на серой кепке Саши, скрипела на зубах, от пыли и ядовитых газов чесались веки и слезились глаза.

Но молодому сапожнику, казалось, все нипочем: постукивал молотком, мурлыкал какую-то песню.

А вот и заказчица: сгорбленная старуха с самодельной клюкой принесла в починку туфли внучки. «Сколько же ей лет? — думал Саша, разглядывая сморщенное, покрытое желтым цыплячьим пухом лицо старухи. — Наверное, не меньше ста», — мысленно решил он.

— Бабушка, сколько вам лет? — спросил Саша, положив на крышку ящика молочного цвета туфельки.

— Лет-то? А бог знает, до ста десяти считала, а потом бросила; видать, смерть забыла про меня, всех подруг позвала к себе, а я все топчу землю.