Читать «В осажденном городе» онлайн - страница 21
Василий Степанович Стенькин
— Поручика Евграфова.
— Человек он любопытный. Копни поглубже его жизнь, что привело его в «Союз»?
Грубостью Сергей и раньше не отличался, но иногда напускал на себя строгость, холод официального тона.
Ввели Евграфова. Он остановился у порога, руки сцеплены за спиной. Долговязый, нескладный.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил Земсков, указав взглядом на табуретку, прикрепленную к цементному полу железными скобами.
Евграфов сел, длинными пальцами взял папиросу из протянутого Сергеем портсигара, закурил. Поручик строил догадки: чем вызвана такая любезность следователя?
— Расскажите, Евграфов, о своей жизни.
— Не понимаю, какое отношение имеет к делу моя жизнь, — сказал поручик, краснея; поперхнулся дымом и закашлялся.
— Просто по-человечески хочу разобраться, как вы дошли до нынешнего состояния.
— Извольте. С чего начать?
— С самого начала.
— Хорошо. На белый свет я появился в Зубриловском имении Голициных двадцать восемь лет тому назад, — начал Евграфов в тон, каким задан вопрос. — Нет, я не княжеского роду. Мой отец, разорившийся помещик, служил смотрителем в усадьбе Голициных… Не приходилось бывать там? При случае побывайте: места изумительно красивые. Большой старый парк, невдалеке Хопер, лесные овраги и пригорки. Детство — самая радостная страница моей жизни. Особенно хорошо было летом: из Петрограда и Москвы съезжались городские внуки и племянники. Среди них было немало моих сверстников. Парк населялся пиратами, индейцами, лешими и снегурочками… Потом учился в гимназии, что на углу Никольской и Троицкой. Когда мне было пятнадцать лет, где-то под Мукденом в звании штабс-капитана погиб отец. Закончил гимназию, Казанское военно-пехотное училище, затем кормил вшей в окопах. В декабре шестнадцатого получил ранение, два месяца провалялся в лазарете и был отпущен домой. Жил у матери, пока не проели ее скудные запасы…
— Почему вы не прошли регистрацию, как бывший офицер?
— Я уже был членом «Союза», и мы решили уклониться от явки на регистрацию. Если признаться честно, не по каким-нибудь высоким соображениям, а просто из трусости.
— Чего же вы боялись?
— Одинаково боялись и расстрела, и призыва в Красную Армию. Воевать против бывших сослуживцев мы не хотели.
— Какие мотивы побудили вас вступить в контрреволюционную организацию?
— Вначале — нужда. В первых числах мая я случайно встретился в городском саду с поручиком Гореловым. Он спросил, как я живу. Я честно признался, что голодаю. Горелов под большим секретом сообщил: группа офицеров объединилась для совместной борьбы с большевиками. Если я примкну к ним, они окажут мне материальную помощь. Я рассудил, что терять мне нечего, и принял предложение Горелова. Позднее, когда стали тайно встречаться и обсуждать меры борьбы с Советской властью, мы все больше распаляли в себе злобу и ненависть к большевикам…
Евграфов опять покраснел и замолчал, видимо, невольное признание смутило его.
В то же самое время Егоров допрашивал поручика Горелова. Будучи до конца преданным делу революции, Иван Егорович хотел понять, на что надеялись оторванные от народа офицеры, поднявшие руку на Советскую, на народную, власть.