Читать «Человек, который продал жизнь на eBay» онлайн - страница 292

С тех пор как я попытался – и не смог осуществить ночной парашютный прыжок в Австралии в мартовское полнолуние, мне представлялись только три «полнолунных» возможности. В апреле я был в Индии. Майское полнолуние пропустил, решив вместо этого ехать в Коста-Рику. Последний уик-энд июня, за одну короткую неделю до конца всех 100 недель, был моей последней возможностью реализовать эту цель, хотя прогноз погоды выглядел отнюдь не обнадеживающе.

Я приехал в прыжковую зону за неделю до намеченного времени и выполнил пару прыжков, знакомясь с некоторыми местными завсегдатаями. Я пытался вызвать у них некоторый интерес к ночным прыжкам при полной луне.

Затем я заглянул туда днем в пятницу, но сильный ветер мешал прыжкам в тот день. По мере приближения вечера становилось ясно, что и сегодня мне прыжка не видать.

Я вновь вернулся на поле в субботу, но положение снова выглядело не лучшим образом. Мы с Вэлом слонялись поблизости, надеясь на улучшение погоды, и около половины десятого пилот Скип сказал:

– Похоже, у нас скоро будет окно возможности. Хочешь лететь прямо сейчас?

Было очень темно, и я порядком струхнул.

Сб. 26.06.10 (Кэнон-Сити, Колорадо, США)

ЦЕЛЬ № 91

Совершить ночной парашютный прыжок

Должно было быть полнолуние, но густые облака плотно закрывали небо. Когда я глядел из иллюминатора маленького самолета, все выглядело зловеще черным. Только небольшая полоска света осталась на горизонте, где почти 40 минут назад за горами село солнце.

Это был полный событий, утомительный день в прыжковой зоне, и персонал и клиенты в основном уже ушли в бар побаловать себя кружкой пива. К девяти вечера я был единственным парашютистом, который еще ничего не пил. Помимо пилота Скипа, который тоже оставался трезвым, я был единственным человеком на борту миниатюрной «Сессны».

Быть сегодня единственным прыгающим парашютистом было хорошо, поскольку не надо было беспокоиться, что одновременно со мной в небе окажутся другие купола. Одна из самых больших опасностей ночных прыжков заключается в том, что два парашютиста не видят друг друга и спутываются парашютами. Но оборотной стороной моего гордого одиночества стало то, что не с кем было пообщаться во время набора высоты, посмеяться, поболтать и разрядить нервы.

Поскольку на борту были только мы со Скипом, самолет быстро набрал высоту. Возясь с камерой и проводя заключительную проверку снаряжения, я с удивлением услышал вопль Скипа: «Две минуты!» Глянул на альтиметр. 3500 футов (1 км)… Сердце мое загрохотало.

К тому времени как мы развернулись к выброске, а Скип выключил двигатель и крикнул мне, чтобы я открыл дверь и осмотрелся, мы были на высоте 4500 футов (1,4 км). Мне предстояло почти 10 секунд свободного падения. Выглянув в открытую дверь, я видел почти прямо под нами взлетную полосу и мог с легкостью разглядеть зеленые огни маркера посадочной площадки – гигантского Т-образного ветрового указателя в центре широкой, плоской, открытой площадки.

Кивнув Скипу, довольный выбранным местом, я ступил на подножку и мгновение помедлил. Я хотел насладиться этим моментом и предвкушением того, что собирался сделать. Вокруг было очень темно. Единственными видимыми источниками света были маленькая люминесцентная полоска, прикрепленная к грудному ремню, слабое свечение взятого взаймы альтиметра и крохотный красный огонек на шлеме, который свидетельствовал, что моя камера ведет запись.

Одна секунда – и я прыгнул во мрак, быстро ускоряясь и уже пройдя точку невозврата. Совершенно необыкновенное чувство – падать в темноте. Я посмотрел на альтиметр, и, когда он показал 3500 футов (1 км), в шлеме раздалось высотное аудиопредупреждение. Я потянулся рукой за спину и выбросил вытяжной парашют.

Я едва видел над головой очертания парашюта, который начал раскрываться, насколько я мог судить, все выглядело нормально. У меня на кисти был прикреплен маленький фонарик, я ненадолго включил его, чтобы убедиться, все ли надо мной так, как должно быть, и был рад увидеть полностью раскрывшийся купол. Теперь все, что мне оставалось сделать, – это приземлиться, не нанеся себе травмы.

Я отчетливо видел маркер посадочной площадки, который заодно показывал и направление ветра. Я хорошо подготовился, стараясь приземляться так, чтобы маркер был впереди меня и давал хороший отсчет высоты. При подлете я прошел немного дальше по ветру, и, когда развернулся под ветер для приземления, маркер оказался немного дальше, чем мне хотелось бы. По крайней мере это давало некое указание, насколько я еще далеко от земли.

Когда очень слабо видимая земля поднялась навстречу, я выровнял парашют на высоте, которая казалась мне верной, теряя поступательную скорость и подъемную силу и надеясь застопориться до остановки на уровне земли. Однако в темноте я немного неверно рассчитал, и выравнивание произошло слишком рано, гася парашют, когда до земли оставалось еще 3–4 фута (около 1 метра). Когда парашют погас, я понял, что падение будет быстрым. Я принял решение выполнить перекат, когда коснусь земли, вместо того чтобы пытаться устоять на ногах, что с большей вероятностью вело к травме.

Перекат удался, и я рассмеялся, еще не успев подняться на ноги. Я собрал экипировку, и меня встретили Вэл и другие ребята из зоны выброски. Они расхохотались, увидев меня таким грязнулей, и я получил добрую порцию добродушных насмешек. Было немало и сердечных поздравлений с успешным ночным прыжком, обошедшимся без травм.

Я был в абсолютном восторге. Я больше нервничал до прыжка, чем показывал это, и посадочная площадка оказалась темнее, чем я ожидал, но все кончилось благополучно.