Читать «Укол гордости» онлайн - страница 2
Анна Акимова
Тортик Варя так и не испекла, про покупку забыла, и сегодня, как назло, проклятое масло попалось ей под руку. И как она могла перепутать его с обычным? Обертка совсем другая. Нормальный человек никогда бы не перепутал, а она, с ее проклятой «профессорской» рассеянностью, осталась без завтрака.
Сладкую яичницу не стал есть даже всеядный Персик. Брезгливо выронив из пасти схваченный было кусок, он заспешил в прихожую и, поскуливая, затоптался у двери, требуя прогулки.
Гулять с Персиком Варя обычно выходила в старых джинсах и футболке, но сегодня, экономя время, сразу натянула то, в чем ходила на работу – светлые летние брюки и любимую цветастую маечку. Подпоясавшись поводком, она открыла дверь, выпустила нетерпеливого Персика, и он весело поскакал по лестнице вниз.
Закрывая дверь, Варя услышала, как где-то внизу хлопнула дверь, а затем послышалось басовитое рычание и оглушительный лай. Она похолодела от ужаса: Громолай!
Когда она в панике, задыхаясь, слетела вниз, по площадке первого этажа катался рычащий и визжащий клубок, мелькали хвосты и лапы, шел смертный бой.
Громолай – крупная и злая сибирская лайка – жил со своим хозяином, отставным подводником Ермолаевым на первом этаже. Настоящее имя Громолая было Гром, а Варя звала его Громолаем Громолаевым за оглушительный лай и по созвучию с фамилией хозяина.
Громолай и Персик были лютые враги. Все их встречи начинались и заканчивались одним – дракой. Пару раз доходило до больших кровопролитий. В активе Персика был прокушенный Громолаев нос, в активе Громолая – полуоторванное Персиково ухо, которое пришлось потом зашивать у ветеринара. По утрам Громолай и Персик обычно не встречались, у них был разный прогулочный график, но сегодня все шло наперекосяк.
Бывший подводник Ермолаев относился к агрессивным повадкам своего пса с полным пофигизмом, за что Варя терпеть его не могла. Громолай был в несколько раз больше маленького фокстерьера Персика, и Варя панически боялась, что однажды этот громила загрызет мелкого забияку насмерть. Но убедить Ермолаева не выпускать Громолая в «автономное плавание» было невозможно. Все Варины доводы он называл бабской визготней и не собирался менять ни своих, ни Громолаевых привычек.
Вот и сейчас, несмотря на шум на площадке и Варины крики, он не спешил ей на помощь, хотя наверняка был дома. Безуспешно поколотившись в Ермолаевскую дверь и пометавшись в тщетных попытках разнять собак, Варя совсем отчаялась спасти Персика и, плача, прижалась к стене. Дерущиеся псы то и дело налетали на нее, оставляя собранную с пола грязь на ее светлых брюках.
Наконец Ермолаев вышел. Видимо, шум помешал ему смотреть утренний выпуск новостей. Не говоря ни слова, он распинал дерущихся собак, одной рукой сунул Варе рычащего, яростно извивающегося и царапающегося Персика, другой за шиворот увел Громолая домой.
…Любимая летняя маечка была изгваздана и порвана, руки расцарапаны в кровь, на светлые брючки нельзя было смотреть без слез. Варя «считала раны», стоя на краю газона, по которому, изливая неутоленные страсти, заячьим галопом носился Персик. Варя старалась не упускать его из виду и все-таки не уследила. Она лишь на секундочку отвлеклась, разглядывая глубокую кровоточащую ссадину у локтя, как Персик исчез. Полная недобрых предчувствий, Варя напролом кинулась к кустам в центре газона и опять чуть не разрыдалась вслух.