Читать «Тысячекратная Мысль» онлайн - страница 32

Ахкеймион выдержал взгляд Келлхуса.

– Они беспокоят меня.

– А твоя ненависть?

Он вдруг ощутил, что все – то, чем он был и чем станет, – жаждет возлюбить этого богоподобного человека. Как не полюбить его, если одно его присутствие – спасение? Но Ахкеймион не мог забыть о близости Эсменет. О ее страсти…

– Ненависть никуда не ушла, – ответил он.

Словно подстегнутая его словами, тварь задергалась в цепях. Мускулы взбугрились под сожженной солнцем кожей. Цепи залязгали. Затрещали черные сучья. Ахкеймион попятился, вспомнив тот ужас со Скеаосом в катакомбах Андиаминских Высот. Конфас спас его той ночью.

Келлхус не удостоил вниманием тварь, он продолжал говорить:

– Все люди сдаются, Акка, даже если они ищут власти. Это в их природе. Вопрос лишь в том, кому именно они сдадутся.

«Твое сердце, Чигра-а… я сожру его, как яблочко…»

– Я… я не понимаю. – Ахкеймион отвел глаза от демона и встретил пронзительно-голубой взгляд Келлхуса.

– Некоторые, как Люди Бивня, отдают себя – действительно отдают себя – только Богу. Их гордость оберегает тот факт, что они преклоняют колена пред тем, кого они никогда не видели и не слышали. Они могут унизить себя без страха саморазрушения.

«Я сожру…»

Ахкеймион поднял дрожащую руку, прикрываясь от солнца, чтобы увидеть лицо Воина-Пророка.

– Бог лишь испытывает, – продолжал Келлхус, – но не разрушает.

– Ты сказал «некоторые», – сумел наконец выговорить Ахкеймион. – А что с остальными?

Краем глаза он видел, что лицо твари собралось, как сжатый кулак.

– Они подобны тебе, Акка. Они предаются не Богу, а себе подобным. Мужчине. Женщине. Когда один предает себя другому, не нужно оберегать гордость. Это выше закона, здесь нет правил. А страх разрушения есть всегда, даже если в него и не веришь по-настоящему. Любящие ранят друг друга, унижают и бесчестят, но никогда не испытывают, Акка. Если они по-настоящему любят друг друга.

Тварь билась в цепях, словно зажатая в незримом гневном кулаке.

Внезапно в голове Ахкеймиона как будто зажужжали пчелы.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Потому что ты цепляешься за надежду, будто она испытывает тебя. Но это не так.

На одно безумное мгновение ему показалось, что на него огромными испытующими глазами смотрит Инрау или юный Пройас. Ахкеймион ошеломленно заморгал.

– Так, значит, вот что ты хочешь сказать? Она убивает меня? Ты убиваешь меня?

Тварь издавала какие-то хрюкающие звуки, словно совокуплялась. Железо скрежетало и звенело.

– Я говорю, что она все еще тебя любит. А я просто взял то, что мне дали.

– Так верни! – рявкнул Ахкеймион. Его трясло. Дыхание разрывало ему горло.

– Ты забыл, Акка. Любовь как сон. Любовь не добудешь силой.

Это были его собственные слова. Он сказал их в ту самую ночь, когда они впервые сидели у костра вместе с Келлхусом и Серве под стенами Момемна. К Ахкеймиону вернулось изумление той ночи – ощущение, что он обрел нечто ужасающее и неотвратимое. И глаза, похожие на лучистые драгоценные камни, втоптанные в грязь мира, смотрели на него поверх языков пламени – те же глаза, что взирали на него сейчас… Но сейчас их разделял иной огонь.