Читать «Тайна серебряной вазы» онлайн - страница 26

Страстная привязанность князя к древнему «Слову» казалась Илье маниакальной. В разговорах и письмах Ордынский нелестно отзывался о Карамзине, называл его франкмасоном, прихвостнем, блюдолизом, шарлатаном, а все из-за того, что якобы из-за ложного заключения Карамзина автор «Слова» считался неизвестным. Князь Ордынский с той же маниакальной настойчивостью пытался доказать, что автором «Слова» являлся сам князь Игорь, ибо только сам князь мог на равных обращаться к другим князьям (называя их «братие»), знать более сорока княжеских имен из восьми поколений, только князь мог так разбираться в оружии, доспехах, соколиной охоте...

Служба у князя Ордынского имела еще одну сторону, глубоко потаенную от посторонних глаз. Раз в неделю – по изначальному уговору – Илья обязан был приходить в кабинет ресторана «Семирамида», где его поджидал человек Пановского, агент сверхсекретного бюро Департамента полиции. Илья подробно рассказывал ему обо всем виденном и слышанном в доме Ордынского, о содержании каждого письма. Сообщения Холомкова неизвестный визави выслушивал, как правило, с нескрываемым неудовольствием, все фамилии он аккуратно записывал и удалялся. Почему за князем велось такое наблюдение, Илья не мог взять в толк. Князь никого не принимал, сам никуда не выезжал, ничего противозаконного ни в поступках, ни в письмах, ни в высказываниях князя Илья обнаружить не мог.

Среди постоянных обитателей дома, после князя Ордынского, самой значительной фигурой являлся Григорий, старый камердинер хозяина, сам похожий на аристократа, зачем-то примерившего костюм прислуги. Высокий, молчаливый, с удивительно правильными чертами лица – будто с какой-то фрески сошел, великомученик Земли русской, да и только.

Илья не раз пытался расположить его к доверительной беседе – напрасно. Ни в какие разговоры о прошлой и настоящей жизни князя Григорий не вступал, он презрительно оглядывал Илью Михайловича и молча удалялся. На плечах этого человека лежало обустройство быта княжеского дома, закрытого для чужих глаз. Григорию князь доверял безусловно, они часто о чем-то негромко беседовали, но о чем Илья не знал, сквозь плотно прикрытые двери доносилось только невнятное бормотание. Среди домочадцев числилась и пожилая экономка, такая же неразговорчивая, как и Григорий. В парадных комнатах она появлялась редко, все приказания ей отдавал камердинер, да она и сама знала свои обязанности: комнаты, белье содержались в безукоризненной чистоте, завтрак, обед, ужин подавались вовремя, стол и напитки, и еда отличались особой сдержанной изысканностью, которую Илья, иногда приглашавшийся к столу, очень ценил. Экономка, женщина далеко не первой молодости, Илью совсем не интересовала. Ни одного хорошенького свежего личика в стенах особняка Илья, к своей досаде, обнаружить не смог. Старый швейцар, видно отставной вояка, сопровождавший князя еще во время военных походов, также не казался Илье достойным внимания объектом. Ничего интересного об обитателях дома и их рутинной жизни сообщить посланцу Пановского он не мог, что и вызывало, как предполагал Илья, его недовольство.