Читать «Тайна леди Одли» онлайн - страница 235

Я сказал ему, что могу отвести его в дом своей матери и он может там посушить одежду.

«Твоя мать умеет хранить тайны?» — спросил он.

«Ну, уж одну сумела бы, если бы запомнила, — ответил я. — Вы можете рассказать ей все тайны масонов, лесных обитателей, всех тайных братств сегодня вечером, а наутро она начисто их забудет».

Он остался доволен этим и встал, опершись на меня; казалось, все его конечности разбиты и он с трудом мог пользоваться ими. Я чувствовал, когда он прислонился ко мне, что одежда его мокрая и в грязи.

«Вы наверно упали в пруд, сэр?» — спросил я.

Он ничего не ответил, казалось, даже не услышал меня. Теперь, когда он стоял, я увидел, что он высокий и хорошо сложен, с широкими плечами.

«Отведи меня в дом своей матери, — попросил он, — и найди сухую одежду, если есть, я хорошо заплачу тебе».

Я знал, что ключ от калитки всегда торчал в дверце, и повел его туда. Сначала он едва мог идти, только тяжело опираясь о мое плечо. Я провел его через калитку, оставив ее открытой в надежде, что никто не заметит, потому что садовник — человек рассеянный. Я повел его через луга, держась подальше от деревни, и привел его в дом, в нижнюю комнату, где мать готовила ужин.

Я посадил незнакомца на стул у огня и в первый раз рассмотрел его. Никогда не видел я ничего подобного. Он был весь в жидкой зеленой грязи, руки поцарапаны и порезаны. Как мог, я снял с него одежду, — он был, как ребенок, и пристально смотрел на огонь, только время от времени глубоко вздыхая, как будто его сердце готово разорваться. Казалось, он не понимал, где находится, не видел и не слышал нас; он сидел, неподвижно глядя в одну точку — на огонь, а его сломанная рука болталась вдоль туловища.

Увидев, что ему плохо, я решил позвать мистера Доусона и сказал об этом матери. Но он быстро взглянул на меня и сказал — нет, нет, никто не должен знать, что он здесь. Я спросил, не принести ли ему капельку бренди, и он согласился. Около одиннадцати я пошел в таверну и вскоре вернулся.

Он нуждался в бренди, потому что сильно дрожал, и его зубы стучали о края кружки. Я с трудом заставил его выпить, его зубы были плотно сжаты. Наконец он задремал, сидя у огня; я принес одеяло, укутал его и заставил лечь. Отослав мать спать, я сидел у камина, наблюдал за незнакомцем и поддерживал огонь до самого рассвета, когда он неожиданно вздрогнул и проснулся, и сказал, что тотчас должен идти.

Я просил его не думать об этом, но он повторил, что должен идти, встал, шатаясь, вначале едва мог простоять на ногах две минуты, заставил меня надеть на него одежду, которую я как мог посушил и почистил, пока он спал. Наконец я кое-как одел его, но одежда была сильно испорчена, и выглядел он ужасно, с бледным лицом и огромным порезом на лбу, который я промыл и перевязал носовым платком. Он застегнул лишь верхнюю пуговицу своего пальто, так как не мог просунуть в рукав сломанную руку. Он то и дело стонал, ведь руки его были все в царапинах и синяках; рана на лбу, сломанная рука, негнущиеся ноги не давали ему покоя, но к тому времени, как совсем рассвело, он был одет и готов идти.